Мика не знала, что сказать. По ее лицу было видно, что она ищет слова ободрения, но не может ничего придумать.
– Это две разные юбки, – наконец выдала она.
– Недостаточно разные, – пробормотала я. – Мне нужно что-то, что позволит мне выделиться из толпы. Что-то, благодаря чему все мои дизайны станут на сто процентов… моими.
То же самое мне сказал пару месяцев назад и Эндрю. Мне было противно понимать, что он, возможно, оказался прав.
– Ты все придумаешь, – проговорила подруга. – Я в тебя верю. – Ну, хотя бы одна из нас верит.
– Я не хочу больше об этом думать. – Я засунула телефон в карман. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Мика приподняла волосы и откинулась на спинку кресла.
– Кайл сегодня придет?
– Не знаю.
Кайл. Очередная деталь моей жизни, по поводу которой я ничего не могла решить. И он не особенно помогал мне с этим. Мы уже несколько недель даже не обменивались сообщениями.
Мика, как и всегда, прочитала мои мысли.
– Просто снова позови его на свидание. Я думаю, он только этого и ждет.
– Мне бы хотелось, чтобы он сделал первый шаг.
– Почему?
– Потому что о моем самоконтроле можно слагать легенды. Я как собачка Уокера, которой он кладет на нос печенье. – Я кивнула в сторону Уокера, парня из нашей школы: сейчас он перебрасывался фрисби с Лэнсом. Собачки с ним сегодня не было, но это было неважно: сравнение и без нее отлично работало.
– Ты же знаешь, что в итоге собачке все-таки достается печенье?
Может, Мика и была права. Может быть, мы с Кайлом были слишком похожи и поэтому оба ждали у моря погоды, не желая поступаться гордостью.
– Значит, сегодня я съем печенье.
– Погоди, что? – спросила Мика, очевидно, не догоняя метафорический ход моих мыслей.
– Кайл сюда придет, и я позову его на свидание.
– Ура! – воскликнула Мика, а потом добавила тише: – Это сравнение, с печеньем, не очень-то работает. Не стоит использовать его снова.
Я рассмеялась.
Ганнар подбежал к нам, сжимая в руке большой камень.
– Как думаешь, у меня получится пустить блинчики вот этим?
– Нет. Чтобы пускать блинчики, нужно выбрать плоский камешек поменьше.
– Спорим, я смогу пустить блинчики этим камнем, – раздался голос Эндрю. Он все время появлялся из ниоткуда. То есть, не совсем ниоткуда: он, конечно, был вместе с нами на празднике и мероприятие было довольно камерным… Ну ладно, просто меня всегда раздражало, что он встревает в разговор.
– На сколько споришь? – спросила я.
– Пять баксов? – предложил он. Камень был размером с его ладонь.
– Ты вообще хоть раз пускал блинчики? – спросила я с вызовом. Он опустил подбородок.
– Это риторический вопрос?
– Если ты всерьез думаешь, что с таким камнем что-то получится, то нет, не риторический.
– Пять баксов?
– Пять баксов.
Ганнар вручил Эндрю камень. В его руке он уже не казался таким гигантским, но дела это не меняло. Эндрю продефилировал к краю воды в своих пижонских шортиках.
Он несколько раз потер камешек между ладоней, потом размахнулся и бросил. Даже за несколько метров мы отчетливо услышали грустный плюх, с которым булыжник пошел ко дну. Ганнар, видимо, в жизни ничего смешнее не видел: он согнулся пополам от хохота.
Эндрю повернулся и посмотрел на меня. Я приподняла брови.
– Ты должен мне пять баксов, Харт. Еще один пункт в списке.
– Что еще я тебе должен? – спросил он, шагая обратно.
– Полагаю, ты все еще должен купить мне цветы, которые я соберу в букет сама.
Эндрю ухмыльнулся.
– Ах, да. Наша первая встреча. Как я мог забыть? Вот ты не забыла, судя по всему.
– Это невозможно. Ты постоянно попадаешься под ноги.
Он поднял телефон.
– Придвинься поближе к Мике. Вы сейчас буквально воплощение Америки.
В его словах была толика смысла: я окинула быстрым взглядом красную футболку Мики и свое разноцветное клетчатое платье. Мика наклонилась ко мне, и Эндрю щелкнул камерой телефона.
– Соф! – Я оглянулась и увидела, как к нам направляется моя мама с тарелкой еды. – О, привет, Эндрю! – Она остановилась с нами будто бы между делом, а не только ради того, чтобы поговорить с сыном Джетта Харта. – Не узнала тебя. – Вид у нее был самый что ни на есть невинный.
Мика ущипнула меня за руку. Я что, так громко фыркнула?
– Здравствуйте, мисс Эванс.
– Ларисса, – поправила она. – Как твои дела? Джетт сказал, что вы пару недель провели в Нью-Йорке. Звучит весело. Мы вот в Нью-Йорке еще ни разу не были.
– Вы никогда не были в Нью-Йорке? – переспросил Эндрю, а потом взглянул на меня.
– Нет, – ответила мама. – Софи хочет поехать туда учиться, но она всегда была мечтательницей. Ничего, со временем жизнь всех нас превращает в реалистов.
Отлично. Самое время было помочь Эндрю обновить его арсенал оскорблений.
Мика обняла меня за плечи.
– Если кто-то из Роксайда и выберется в Нью-Йорк, то это Софи.
Я заметила, что Эндрю не спешит соглашаться с этим утверждением… как не спешу и я сама.
– О, Мика, – протянула мама. – Не стоит ее обнадеживать. – Она рассмеялась, как будто этот разговор о моем будущем был не более чем милой светской беседой. – И, кстати о реальной жизни – я отправляюсь на работу.
– Разве сегодня не выходной, мисс Эванс? – спросил Эндрю. – Весь город собрался здесь. Я думал, закусочная вообще закрыта.
– Конечно, наплыва посетителей не будет, но кто-нибудь да придет.
– Я не знала, что ты идешь на работу, – проговорила я. – А как же Ганнар?
– Ганнар, конечно, может остаться здесь. Ты тут не то чтобы страшно занята.
– Мам, Кэролайн сказала…
– А что Кэролайн? Она что, уволит тебя? Серьезно? Спроси, где она еще найдет себе помощницу, которой сможет так командовать.
Я вздохнула.
– Она не…
– Не нужно переживать раньше времени. Я с ней поговорю, – пообещала мама.
– Нет, ни в коем случае.
– Мы присмотрим за Ганнаром, мисс Эванс. Все в порядке, – сказала Мика, вечно выступающая миротворцем.
– Спасибо, Мика, солнышко. Может быть, однажды и моя дочь научится хотя бы иногда проявлять толику терпимости.
С этими словами мама потрепала меня по щеке и удалилась.
