Азеф сделал наивное лицо:
— А что это за фигура Гоц?
— Михаил Рафаилович Гоц — человек совершенно необыкновенный, я сказал бы, святой человек. Вы можете представить, что его папа один из богатейших людей России, миллионер, капиталист? К тому же глубоко верующий, исповедующий иудаизм. А сын выбрал другую религию — религию революции и лучшего переустройства жизни. Он в партии едва ли не самый старый по возрасту, Брешко-Брешковская и Пелагия Ивановская, которая сейчас в ссылке, не в счет. Михаилу Рафаиловичу сейчас тридцать шесть лет. А сколько страданий он перенес! За революционную деятельность в середине восьмидесятых годов был сослан в Сибирь. Там же устроил акт неповиновения властям, за это получил от охранника прикладом по спине и каторжные работы. Лишь в девяносто девятом году оказался на свободе, тут же уехал за границу на лечение и стал во главе всего социал-революционного движения. Кстати, его брат тоже революционер, боевик…
Азеф подумал: «Какие идиоты эти Гоцы! Судьба им послала все блага, кроме ума». Вслух сказал:
— А что отец этих идейных борцов?
Аргунов махнул рукой:
— Что отец? История с сыновьями так подорвала его здоровье, что он умер во цвете лет, кхх.
Селюк расхохоталась:
— Когда речь идет о революции, нельзя думать о таких пустяках, как родители.
Азеф поморщился: «Ну и животное эта Селюк! Нет, с этой революционной мерзостью надо беспощадно бороться, бороться и уничтожать!»
Аргунов продолжал:
— Для Северного союза важно, чтобы вы обсудили с руководством социал-революционеров два основных вопроса: объединение всех союзов и ячеек, входящих в партию, а также тех, кто близок нам по духу и идеологии.
Селюк и тут не обошлась без феминистских вывертов. Она ядовитым тоном спросила:
— Кроме меня, будет еще хоть одна женщина? Или, как обычно, все дела на свете решают за нас мужчины?
Аргунов добродушно и уже вполне откровенно посвящал соратников во все секретные дела:
— Полагаю, что вы там познакомитесь с главной женщиной революции — столбовой дворянкой по происхождению и убежденной революционеркой Катериной Константиновной Брешко-Брешковской. Она руководит Саратовской группой — это признанный революционный центр. Можно рассчитывать, что вы встретитесь и с другими видными деятелями: с легендарным Григорием Гершуни — это Южное и Северо-Западное объединение, с главным идеологом партии и автором умных статей Виктором Черновым — громадный литературный талант, а также с другими прекрасными людьми, кхх. Там целая колония русских.
— А какой второй вопрос? — спросил Азеф с таким видом, словно перечень руководителей партии ему был скучен.
— Второй вопрос, — ласково улыбнулся Аргунов, — близок вашей мужественной душе, Иван Николаевич: пробил долгожданный час, близится момент создания Боевой организации — БО. Партийное руководство очень рассчитывает на вас.
Азеф отозвался:
— Буду стараться! — Вихрем пронеслись мысли: «Вот это замечательно! Если повезет, стану рядом с БО, но входить в нее нельзя — слишком быстро расшифрую себя. Только пусть Аргунов решит, что он меня в Женеву палкой загнал». Вслух произнес: — Андрей Александрович, большое вам спасибо за доверие, но я, право, не знаю, как и быть. Не рано ли мне встречаться с вождями революции?
— Что случилось, кхх? — всполошился Аргунов. — Служба в вашей электрической компании не позволит?
— Нет, служба как раз поможет, у нас в Женеве филиал, и мне все равно туда по делам компании надо ехать. Просто я считаю, что еще ничего не сделал для партии, для революции. Как я могу на равных общаться с ветеранами партии, заслуженными людьми?.. Может, вместо меня кого другого пошлете, более достойного? Тем более что по служебным обстоятельствам своей конторы я должен нынче же ехать в Петербург, а оттуда в Берлин и Париж.
Аргунов облегченно вздохнул:
— Прекрасно! Ваши поездки замечательно сопрягаются с партийными делами, лучше нарочно не выдумаешь! Что касается вашего делегирования… — провел ладонью по усам и бороде, — вопрос решенный, утвержденный руководством нашего союза. Излишняя скромность паче великой гордости. Я и сам бы с удовольствием съездил, да меня со службы не отпустят, кхх.
У Азефа мелькнула мысль: «Надо позвать в Европу Аргунова при важной свидетельнице — Селюк, потом, после его ареста, она будет всем рассказывать об этом». И он сказал:
— Андрей Александрович, я уже неоднократно говорил вам и еще повторю: уезжайте немедленно из России, вам опасно здесь оставаться! Ведь сами говорите: арест следует за арестом…
Тот отрицательно помотал головой:
— Авось все обойдется.
Селюк поддержала Аргунова:
— Напрасные страхи! Коли сатрапы жаждали бы крови Андрея Александровича, они уже сожрали бы его. Ведь они знают, где он служит, где живет. У них просто ничего нет на него…
Аргунов согласно кивнул:
— Верно! А вот вам, Иван Николаевич, и Марии Фроловне пора быть ближе к руководству, вы — надежда и будущее нашей партии. Так что отбросьте в сторону скромность, партия вам доверяет! Путешествуйте с Маней как муж и жена — так меньше подозрений, да и не надо в гостинице оплачивать два номера.
Азеф от такого предложения опешил, а Селюк с игривостью в голосе сказала:
— Я с вами путешествую в качестве жены, так сказать, фиктивно. Надеюсь, что вы это понимаете, Иван Николаевич? При всех обещайте, что будете вести себя скромно, как положено революционеру! — И оправила кофту на провисшей груди. — И если будете чем интересоваться, то вовсе не тем, что у меня под юбкой.
Азеф расхохотался, подумал: «Да я к такой кикиморе не полез бы в постель даже под штыком конвоира!» Успокоил Селюк:
— Я не посягну на ваше эмансипированное тело!
— Поклянитесь!
— Век революции не видать!
Это было сказано с таким сарказмом, что Селюк несколько обиделась и надула свои синюшные губы. Она с явным удовольствием оглядела себя в зеркало, стоявшее в углу в старинной дубовой раме, поправила на носу очки, а на шляпе перышко и сказала:
— Этим вы очень обяжете меня! Для меня быть близкой с мужчиной — все равно что целовать скользкого удава.
Аргунов решительно вмешался в эти разговоры:
— О чем вы, товарищи? О какой, кхх, близости? Вы фик-тив-ные супруги, поняли? Ведь вы, надеюсь, все время станете браниться, и тогда ваши склоки окружающие легко объяснят супружеством.
Азефу стало тошно при мысли, что с этой мегерой он дни и ночи будет с глазу на глаз. Поэтому решительно произнес:
— Вместе ехать? Нет, это невозможно, потому что… — он стал лихорадочно выдумывать причину, — потому что я в Европу поеду со своей семьей. Потом, прежде Женевы, мне предстоит побывать в других городах. Зачем я буду беспокоить Марию Фроловну?
