— Ах, я так увлекся нашими достопримечательностями, что могу уморить вас голодом. А теперь на Воробьевы горы, к Крынкину!
В ресторане, словно вознесшемся над Москвой, было уютно и радостно. Видны были тысячи крыш домов, чистым золотом светились купола храма во имя Христа Спасителя.
Мария взглянула на Севрюгина светящимся взглядом, и он все понял: схватил ее руку и осыпал горячими поцелуями.
Исповедь
Мария без утайки рассказала Филиппу Александровичу историю своего появления в Москве, о том, что готова была пасть, лишь бы спасти свою мать.
Купец вначале был ошарашен этой жуткой правдой, но быстро понял: так честно о себе может говорить только глубоко порядочная девушка. Он сказал:
— Господь спас тебя, Маша, от падения! Стань моей невестой, и я буду самым счастливым человеком.
Она, зарыдав, упала в его объятия.
Они съездили в Козлов, навестили больную матушку Марии, просили ее благословения на брак. Матушка молодых благословила иконой, поцеловала и от умиления чувств заплакала.
Отец жениха, Александр Иванович, один из богатейших людей России, познакомился с невестой, и хотя она была не их купеческого круга, но настолько старику показалась, что и он в благословении не отказал. Помолвку назначили на осень.
Мария осталась должницей таинственного Ивана Николаевича. И не ведала девушка, что впереди ее ожидает новая встреча с этим необычным человеком.
* * *
Утром домой к Азефу прибежала Мария Евгеньевна Аргунова. Задыхаясь от спешки и волнения, она сквозь слезы выдавила:
— Беда! Женечка Немчинова арестована! И Чепик тоже. Теперь мы сидим, трясемся и ждем непрошеных гостей…
Азеф был и разъярен, и уничтожен. Он понял, что в охранке с его мнением не желают считаться.
Часть 4. «Сибирский экспресс»
Секретная типография
Рискованное дело
Время бежало весело.
Террористы и вся прогрессивная интеллигенция уже много недель с восторгом говорили об убийстве юным эсером Карповичем министра народного просвещения Боголепова. Радость была всеобщей, в светских салонах и подвальных трактирах пили за здоровье убийцы:
— Чтоб благородный юноша из тюрьмы сбежал и еще какому сатрапу голову снес!
По Москве слушок упорный полз: у революционеров есть некий тайный список приговоренных к смерти, и сей список имеет жуткое название — то ли «Кладбищенский», то ли «Гробовой», и в этом списке десять тысяч царских чиновников, а первым стоит сам государь. Все жили в приятном ожидании.
— Кого прихлопнут следующим? А вот если самого Николку и всех его близких — в клочки! — ох, как было бы замечательно!.. Истинно праздник сердца! Но если взорвать министра какого плешивого, в пенсне — тоже неплохо.
* * *
Азеф как-то в неурочный час заглянул в Добрую Слободку к Аргунову. Улыбаясь во весь рот, с порога сообщил:
— Ну, друзья-сообщники, пляшите!
— Что такое? — Супруги Аргуновы с любопытством глядели на гостя.
— Вал, резиновый рукав для него и металлическая доска для шрифтового набора уже лежат у меня на службе. Скажу по секрету: на механическом заводе, что в Рубцовском переулке, изготовили. Сегодня доставили. Я и сам бы вам привез, но мне это не под руку — сослуживцев может натолкнуть на мысли… Сейчас ведь хватает негодяев — доносчиков.
— Я приеду, приеду! — встрепенулся Аргунов. — Такое счастье невероятное, кхх. Сколько ваш знакомый за работу содрал?
— Взял восемьдесят рубликов, говорит: опасно было, но все гладко сошло.
— Вот вам деньги! Я бы в три раза больше дал — позарез надо. Нет партийного счастья без печатной продукции!
Мария Евгеньевна сладко вздохнула:
— Для святого дела Россию на дыбы поставим!
Азеф округлил глаза, приставил палец к губам:
— Андрей Александрович, умоляю: никто не должен знать о моей услуге. И, пожалуйста, поскорее забирайте ваше добро: мне опасно хранить его в конторе. Не ровен час, унюхают…
Аргунов продолжал горячо, захлебываясь словами:
— Понимаю, понимаю! Завтра прибегу к вам, кхх, с раннего утра! Товарищи так ждут это оборудование, так ждут, но теперь скоро начнем печатать нелегальщину. Россию всколыхнем, забурлит Россия… Кхх!
— Слежки за вами нет? — Лицо Азефа было озабоченным.
— Не было давно, все чисто!
Азеф перекрестился и облегченно выдохнул, да так, что закачались висюльки на люстре:
— Слава Создателю! Дело-то наше, конечно, каторгой пахнет, ой как пахнет… Явственно слышу звон кандальный.
…На другой день к началу рабочего дня, а именно в девять утра, Аргунов подъехал на извозчике к дому номер три, что в Лубянском проезде. Здесь размещалась «Всеобщая компания электричества». Он застал Азефа в его кабинете среди многочисленных приборов и электрических лампочек, описание которых готовил для очередного торгового каталога.
Азеф в кабинете был один. Оглянувшись на дверь, он шепотом спросил:
— Хвоста не притащили?
— Нет, все гладко! Проверил, кхх.
Вал весил фунтов пятнадцать. Он был тщательно завернут в клеенку и упакован в корзину. Аргунов счастливо улыбался:
— Эх, потрясем основание печатным словом!
— Тсс! — Азеф сделал страшное лицо.
Плотная прослежка
Аргунов был на седьмом небе от радости: типография — мечта жизни — скоро возникнет в глухих таежных лесах под Томском. Ни одна царская ищейка не унюхает! Вот только арест Немчиновой очень огорчал. И настораживал.
И тут же произошло еще одно неприятное событие. Скажем прямо, событие для революционера вроде бы привычное, но именно теперь совершенно ненужное и даже тревожное. В тот же день, как Аргунов перевез домой корзину с оборудованием, за ним начали ходить филеры. Да так, что носами в спину тычутся, на сандалии наступают.
Аргунов сказал жене:
— Мамочка, как думаешь, это Немчинова, кхх, на меня показала?
— Не сомневайся, муженек. Ведь они все храбрые, как с ножом на сало лезут, а как в тюрьму попадут, так мать родную продадут.
— И что делать будем? — безутешно вздыхал Аргунов.
Мария Евгеньевна пожимала плечами:
— Может, последят, последят и перестанут. А может?..
В другое бы время опытный конспиратор, испытанный боец и бровью не повел, но теперь у Аргунова дома хранились важные детали от типографского станка. Обыск, снова тюрьма и ссылка — страшно представить!