…Когда часы пробили полночь, кто-то отчаянно зазвонил во входную дверь. В спальню постучалась горничная:
— Александр Васильевич, вас настойчиво спрашивает какой-то Евно Филиппович. Говорит, крайне важно!
Герасимов понял: «Азеф! Этот придет ночью лишь в случае особой важности. Случилось что-то нехорошее». Сказал:
— Проведи в мой кабинет, — и стал надевать мундир.
Азеф, задыхаясь от волнения и быстрой ходьбы, захлебываясь словами, проговорил:
— Александр Васильевич, простите… Поздно, конечно… но очень все серьезно, не терпит промедления. Я прямо с поезда… — Азеф облизал пересохшие губы. — Если можно, что-нибудь попить…
Азеф жадными глотками осушил два стакана «Ессентуков № 4» и уперся черными буркалами в переносицу Герасимова:
— Я был в Иматре, в известном вам «Туристе». Скверная новость: завтра готовится покушение…
Герасимов весь подался вперед:
— На кого?
— Известный вам Зильберберг не назвал места покушения, но сказал: стрелять будут сразу двоих — Столыпина и Лауница, если окажется государь — его в первую очередь. Однако, по их сведениям, государь перед Новым годом охотился в Ропше, подстрелил более полутора сотен фазанов и русака, но малость простудился. По этой причине он вряд ли приедет на торжество. Я удивился таким подробностям, но, сами понимаете, не мог расспрашивать, это было бы подозрительно. Боевики уже в столице. — Прижал руку к сердцу, болезненно поморщился. — Вот почему прилетел из Иматры и побеспокоил вас за полночь.
— И правильно сделали, Евно Филиппович! Завтра освящается новый Медицинский институт Ольденбурга. Легко догадаться, что покусители попытаются проникнуть именно туда. Известны имена убийц?
Азеф слукавил, дабы террористы не раскусили донос:
— Этого не знаю. Сейчас следует думать, как спасти драгоценные жизни…
Герасимов походил по кабинету, почесал бритую щеку и сказал:
— Надо просить, чтобы намеченные жертвы утром на освящение не приезжали, — и пожал Азефу руку.
Разумный Столыпин
Едва ушел Азеф, Герасимов, несмотря на поздний час, позвонил по телефону, разбудил дворцового коменданта генерала Дедюлина. Тоном, не терпящим возражений, произнес:
— Владимир Александрович, сделайте все возможное, чтобы государь завтра не приезжал на освящение института Принца Ольденбургского!
Безуспешно пытаясь скрыть зевоту, Дедюлин сонно произнес:
— Государь перед Новым годом охотился в Ропше, ехал на тройке, слегка простудился.
— Добыча велика?
— Сто шестьдесят фазанов подстрелил государь и одного русака. Кроме простуды, есть еще причина, по которой государь не может быть на открытии. Завтра прием посетителей, более трех десятков. Так что на освящение приеду я один… — И дал отбой.
Герасимов перекрестился:
— Слава Тебе, Господи! Остались двое, ими займусь спозаранку. — С тревогой подумал: «Но откуда у боевиков сведения об охоте государя? Об этом могут знать только самые близкие люди. Впрочем, сейчас — спать, спать… У меня есть целых три часа».
…Ранним утром, когда на улицах еще не тушили фонари, Герасимов покатил в Зимний дворец. Там после взрыва на даче в августе прошлого года временно проживал Столыпин со своей семьей — пригласил государь. Часы показывали начало седьмого, но Столыпин уже работал в кабинете. С удивлением посмотрел на раннего гостя:
— Что-то случилось, Александр Васильевич?
— Боевикам известны малейшие подробности жизни государя. Знают, что он охотился в Ропше и даже сколько чего подстрелил…
Столыпин задумчиво покачал головой:
— Это означает, что возле государя есть кто-то, кто сообщает такие подробности боевикам. Надо срочно это выяснить. А еще что-нибудь случилось?
— Пока нет, Петр Аркадьевич, но может случиться, если вы сегодня приедете на освящение института Ольденбурга.
Столыпин поднял брови:
— Обязательно приеду, мой дорогой, не сомневайтесь.
— Петр Аркадьевич, боевики готовят очередную пакость на вас и на Лауница. Просьба: не выходите из Зимнего дворца день-другой, а мы за это время примем надлежащие меры.
Столыпин запротестовал:
— Э нет! Я приглашен, надо ехать…
В это время, встревоженная ранним визитером, в кабинет вошла супруга премьер-министра. Она подошла к мужу, нежно прикоснулась губами к его макушке и ласково проворковала:
— Петр Аркадьевич, надо слушаться Александра Васильевича. — Улыбнулась Герасимову. — Мы хорошие, мы обязательно останемся дома.
Столыпин засмеялся:
— Супруга — мой маршал! Да и то сказать, дел набежало много, а тут каждый день — крестины, свадьбы, застолья, юбилеи, освящения. Теперь меня будут требовать, скажу: «Герасимов посадил под домашний арест!» Кофе выпьете?
— Спасибо, мне надо спешить к Лауницу.
Столыпин протянул большую, сильную руку.
Фальшивые лозунги
Градоначальнику Петербурга фон дер Лауницу шел пятьдесят второй год, у него было заросшее волосом лицо и хитрый, лисий взгляд. Он был генерал-майором и шталмейстером, братом влиятельного чиновника германского министерства иностранных дел, женатого на русской даме полусвета.
Лауниц окончил Пажеский корпус и в отряде знаменитого генерала Гурко принял участие в Русско-турецкой войне. Его храбрость, граничившую с безрассудством, отмечали многие. Успел побывать архангельским вице-губернатором и тамбовским губернатором, однако лавров на этих должностях не сыскал. В Тамбове отличился избиением гимназистов. По приказу Лауница и на его глазах спешенный эскадрон Черниговского драгунского полка жестоко отмолотил подростков. Можно предположить, что гимназисты вели себя не по-ангельски, но зачем было воспитывать в них ненависть к власти? При этом отважный губернатор умудрялся состоять попечителем сиротских приютов.
Теперь, уловив дух времени, Лауниц в день по нескольку раз повторял: «Мы, русские патриоты, горя страстной любовью к нашему великому отечеству…» — и далее шли дежурные слова, которые и нынче можно слышать от тех, кто любовь к родине и патриотизм сделали профессией.
Лауниц вместе со Столыпиным стал основателем СРН — Союза русского народа. Усилиями генерала в союзе была создана боевая дружина, которую возглавлял некий Красковский, жизнерадостный балагур, выпивоха и бабник. Всем членам дружины от Лауница было выдано оружие. В его большой квартире на Гороховой днем и ночью дежурили несколько вооруженных боевиков. Лауниц с гордостью объяснял:
— Это настоящие русские люди, связанные с простым народом, хорошо знающие его заветные думы и чаяния.
Начальник Петербургского охранного отделения Герасимов располагал иными сведениями. Он докладывал премьер-министру Столыпину:
