У Азефа болезненно сжалось сердце. Он с ненавистью поглядел в глаза Рачковскому:
— Если бы я все выкладывал полицейским, то меня революционеры разоблачили бы еще в девяносто третьем году. Ведь я не виноват, что в департаменте дураков больше, чем умных.
Рачковский спорить не стал. Он лишь растянул рот в подобие улыбки:
— Да? Спасибо за ценную информацию, учту в своей работе, а про откровенность я все вам уже сказал.
Итак, Азефа теперь никто на конспиративные квартиры не вызывал, сведения, которые он порой с трудом доставал, Рачковского не интересовали. Два раза ходил в кассу, говорят: «В платежной ведомости вашей фамилии нет!» Великий секретный агент целиком ушел в дела боевого отряда и с Рачковским более не общался.
Угроза
Герасимов работал по семнадцать часов в сутки. Очень часто оставался ночевать в служебном кабинете, дабы сберечь минуты, не тратить их на дорогу до дома. Первоочередной задачей оставались обнаружение и уничтожение таинственной боевой группы.
Дело, однако, вперед не продвигалось ни на шаг.
Получалось, что великий князь Владимир и генерал-губернатор Трепов находятся под арестом, хоть и домашним. К тому же террористы, отчаявшись достать этих двух, могли устроить покушение на других чиновников, включая самого Герасимова.
И вдруг из вражеского лагеря пришло еще более устрашающее известие. Кто-то из мелких осведомителей сообщил, что террористы готовят крупный акт 1 марта. Это был день двадцать четвертой годовщины убийства императора Александра II. На торжественную панихиду в церкви при Петропавловской крепости должны были явиться важнейшие лица России, включая государя с августейшей семьей.
О способе покушения точно ничего не было известно. По одному из донесений (оказавшемуся верным), при выходе из церкви бомбами должны были быть закиданы государь и все, кто окажется рядом. Четырнадцать бомб хватило бы, чтобы обезглавить империю и внести в жизнь громадного государства смятение и анархию.
Положение стало невыносимым. Герасимов сказал Трепову:
— Я был бы рад уйти в отставку, но честь не позволяет мне сделать этого. Но если на государя или Столыпина произойдет покушение, я пущу себе пулю в лоб.
Трепов ничего не ответил, лишь понимающе опустил веки.
С момента вступления в должность Герасимова прошло ровно три недели. И вот в ночь на 11 марта произошло нечто потрясающее.
Таинственная монограмма
Ту ночь Герасимов запомнил на всю жизнь, полную опасных и героических дел. Как обычно, начальник охранного отделения сидел за столом. Он разбирал, сортировал, расчленял сообщения осведомителей, выявлял следы террористов, комбинировал и строил предположения.
Неожиданно раздался телефонный звонок, особенно громкий в ночной тишине. В трубку кричал городовой:
— Ваше благородие, взрыв в гостинице «Бристоль», тут прямо все разворочено… Скорей приезжайте, не знаем, что делать! Как бы чего…
Не дослушав, Герасимов швырнул трубку. На ходу надевая шинель, Герасимов крикнул дежурного чиновника, и они выскочили на промозглую улицу. К счастью, невдалеке дремал извозчик.
— Гони, братец, к «Бристолю»! — приказал Герасимов, вспрыгивая в сани. — Да шибче езжай, паразит, чего спишь?
Извозчик хлестанул застоявшуюся лошадку, та рванула, понесла по пустынному и заснеженному городу. Вот и «Бристоль». Несмотря на четыре часа ночи, тут уже собралась толпа — это жители соседних домов, разбуженные взрывом. От ударной волны во многих окнах вылетели стекла. Ясно: взрыв был громадной силы.
Сама четырехэтажная гостиница представляла жалкое зрелище. Все тридцать шесть окон вылетели наружу, горою мусора валялись рамы, стекла, обломки мебели, кирпичи. Полуодетый владелец гостиницы, облитый смертельной бледностью, в пижаме и ночных тапочках, в золотом пенсне на кончике носа, представлял вид самый комический. Он потрясенно лепетал:
— Это на втором этаже, англичанин, Мак-Келлогом записался… Целые дни в своих апартаментах сидел, как бирюк… У меня на него было подозрение, чего, дескать, он из номера редко выходит? И типы к нему заходили, все туда-сюда чего-то таскали. Как раз вчера думаю: может, заявить? На сердце подозрение нехорошее было, правду говорю. Весь двадцать седьмой разнесло в щепки. Показать?
— Пошли!
Поднялись на второй этаж. Взрывом сорвало с петель все двери, перегородки, мебель превратилась в щепки. И тут же, в коридоре, валялась рука с золотым перстнем. Герасимов наклонился, прочитал на перстне монограмму: «М. Ш.».
— Это все, что от англичанина осталось! — виновато пробормотал хозяин, чувствуя себя виноватым во взрыве, ибо недосмотрел. — И вот еще разные кусочки, косточки да тряпочки повсюду валяются.
Герасимов обратился к своему офицеру:
— Снимите перстень и приобщите к вещественным доказательствам. — Подумал: «Дорого я дал бы, чтобы расшифровать монограмму. Впрочем, надо попробовать».
Шуточки
Герасимов испытал чувство облегчения: «Слава богу, что так закончилось! Ясно: террористы готовили бомбы, как раз к торжественной панихиде в церкви при Петропавловской крепости. Надо выяснить, что это за „англичанин“ и кто его сообщники?»
Хозяин испуганно взглянул на Герасимова:
— Что ж это теперь будет?
— Вас как зовут?
— Семен Петрович.
Герасимов равнодушно сказал:
— Семен Петрович, вас расстреляют, как пособника!
— М-меня? З-за что? — От ужаса хозяин стал заикаться.
— Как — за что? Ведь ваш англичанин бомбы готовил для самых важных персон, а вы за что? Или, если хотите, могут не расстрелять, а повесить. Но скажу по знакомству, не советую, висеть все-таки неприятно! Это мне палач из Шлиссельбурга рассказывал. Могу вас с ним познакомить.
Хозяин в изнеможении привалился к стене:
— Н-не н-надо…
Герасимов решил, что шуток хватит. Он строго сказал:
— На первый раз прощаю вас. — Понизил голос: — Впредь, если что, сразу же на Мойку, в дом двенадцать, в охранное отделение, доложите, так и так. Завтра в двенадцать дня придете ко мне на допрос.
* * *
Из «Бристоля» Герасимов поехал на службу. Достал из сейфа папку, на которой было написано: «Партия социал-революционеров». Открыл поименный список членов партии, составленный на основании прослежки, допросов арестованных и доносов секретных агентов. Герасимов чувствовал себя охотником, который уверен, что сейчас подстрелит крупную дичь. Он негромко приговаривал:
— М. Ш., М. Ш., это кто такой у нас хороший? Так-с, глядим на букву ша, эге, вот мы и попались: «Швейцер Максимилиан Иосифович, партийные клички Леопольд и Профессор, рождения одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года, родился в Смоленске, вероисповедания иудей ского, отец — купец первой гильдии…» Так-с, далее: «В 1899 году по делу об организации студенческих беспорядков сослан в Якутский край. В 1903 году бежал за границу, в Женеве познакомился с руководителями ПСР М. Гоцем и Е. Брешко-Брешковской, а также с Б. Савинковым, вошел в партию эсеров. Ш. — один из руководителей группы, отпочковавшейся от боевого отряда и самостоятельно осуществляющей террористические акты. В группу Ш. входят Дулебов, Ивановская, Леонтьева, Барыков, Татаров. Владеет немецким языком. Хитер, умеет подчинять своему влиянию других, хорошо знаком с химией, может изготовлять бомбы. Крайне опасен».
