Судя по всему, подбитые танки на левом берегу немцев не волновали. Или под руководством Бабенко танкисты так хорошо замаскировали нижнюю часть машин, что визуально ничего не изменилось, если смотреть на пейзаж из-за водохранилища, пусть даже и в бинокль.
Вторые сутки два экипажа работали возле искалеченных «тридцатьчетверок» на берегу. Два танка сгорели, ценными в них оставались только кое-какие детали подвески. У двух других танков были повреждены двигатели и башни. Можно было попытаться добраться до трансмиссии и снять что-то с двигателей. Этим и занимались танкисты Соколова, скрашивая монотонный тяжелый труд разговорами о наболевшем.
– Столько парень прошел, а тут вон как вышло, – говорил Логунов о сержанте Блохине. – Ведь сколько всего разного было, а тут не повезло. Осколок в спину, и все. А мог бы и мимо пролететь. Вон, командир наш без единой царапины, только контузило его. А Блохина насмерть. Геройский был парень. Один ведь из взвода тогда выжил.
– Знаешь, Василий. – Бабенко отложил в сторону монтировку и уселся на камень, задумчиво потирая руки. – Я вот вспоминаю, и теперь мне кажется, что Блохин с мальцами прощался. Он ведь как со своими с ними нянчился. С самого первого дня, как мы их нашли в этом коровнике. Я уж грешным делом подумывать стал, не усыновить ли он их хочет. А оно вон как вышло. Прощался он с ними. В последний свой бой идти собирался.
– Вас послушать, так аж мороз по коже, – проворчал Бочкин. – Предсказатели! Видение, что ли, вам было? Последний бой, предчувствие, прощался. Ты же вроде партийный, а, Семен Михайлович?
– Одно другому не мешает, – тихо проворчал Бабенко и снова полез откручивать мешавший каток.
– А я в пехоту подамся, – вдруг заявил Омаев, с ожесточением отбивая молотком прикипевшую гайку. – Пойду в штаб и напишу рапорт. Люди там дерутся, а мы отсиживаемся.
– А потом после твоего рапорта вызовут в штаб твоего командира и влепят ему по первое число за тебя, – подсказал Логунов. – В результате ты – герой, а все остальные в дерьме. Молодец!
– А пошли все вместе! – Омаев пропустил издевку мимо ушей. – Прямо обоими экипажами. Свое отделение создадим, придадут нас какому-нибудь взводу как пополнение и – вперед!
– Угу, – снова вздохнул Логунов. – И твоего ротного назначат командиром отделения в пехоте.
– Почему? – Омаев уставился на старшину, не понимая и как будто видя его в первый раз, настолько горькие мысли заполнили мысли молодого танкиста.
– По кочану! И по капусте! – отрезал Логунов, вдруг став строгим. – Пока что я твой отдельный командир, командир танка, в составе экипажа которого ты имеешь счастье числиться. Я тебе прикажу слушать, а ты, как дисциплинированный солдат, будешь ловить каждое мое слово, как того требует Устав. А кроме Устава, солдат, есть еще голова на плечах. И твоя голова должна тебе подсказать, что не зря танкисты в армии находятся на особом учете. Что каждого танкиста после излечения в госпитале посылают опять в танковые части, а не абы куда! А почему? А потому, что подготовка танкиста – дело сложное и долгое, требующее специального технического оснащения. На пальцах не объяснишь и не научишь. А что такое танк? Танк – есть основная ударная сила сухопутных войск, незаменимая при штурме укрепленных позиций, для поддержки пехоты, для уничтожения огневых точек врага и его бронетехники. Понял меня?
Руслан хмуро кивнул головой и недовольно проворчал:
– Так точно.
Логунов открыл было рот, чтобы довести воспитательный процесс до конца, но тут за бревенчатым ограждением появился Соколов, и старшина замолчал.
Лейтенант сразу почувствовал, что в экипаже какое-то напряжение, а еще он услышал последние слова старшины, произнесенные с упреком.
– Что случилось, Василий Иванович? – спросил Алексей, подозрительно глядя сначала на командира танка, потом на молодого чеченца. – О чем вы тут спорите?
– О роли танковых войск в современной войне, товарищ лейтенант, – быстро ответил Логунов, строго глянув на Омаева. – Я доказывал, что без танков в сухопутной войне не обойтись, а Руслан утверждает, что важнее бог войны – артиллерия. Разнес из пушек все в пух и прах, и танки больше не нужны. А я доказывал, что территорию после артиллерийского удара нужно еще захватить. А кто ее захватит, если пехоты нет и танков нет? Вдруг какой дот уцелеет? Мы что, на него голой грудью пойдем? Убедил я тебя, Омаев?
– Убедили, – кивнул Руслан, улыбнувшись.
Молодому танкисту понравилось, что Логунов не стал выговаривать ему при командире. Теперь чеченец и сам понял, что сгоряча наговорил глупостей. А старшина и отчитал, и объяснил, и при командире позорить не стал. «Хорошие все-таки ребята у нас в экипаже подобрались, – вздохнул про себя Руслан. – Все равно я без них никуда. Только без толку языком молол. Как собака брехал, воздух сотрясал. Правильно меня Василий Иванович отчитал! Настоящей мужской выдержки у меня нет».
Соколов посмотрел, что успели сделать танкисты за сегодняшний день. Дня через три «восьмерку» можно будет привести в боевое состояние. Единственное, чего не удавалось пока найти, это топливных насосов и медных патрубков. Во всех танках они плавятся и горят при попадании снаряда в двигатель. Самое больное место – топливопровод.
Соколов отдавал себе отчет, что у него нет возможности поехать в ремонтную мастерскую своего корпуса за запчастями. Таковы правила: ты подчиняешься и стоишь на довольствии в той части, которой ты придан в данное время. Это касается и ремонта материальной части. Даже самовольно покинуть расположение дивизии Соколов не имел права, а отпускать его никто не собирался. Четыре просьбы были отклонены под разными предлогами.
– А это что у вас за конструкция? – прозвучал неподалеку грозный мужской голос. – Оборудование танковых окопов? Как я вижу, такое усложнение штатного окопа не спасло танки!
Соколов повернулся на голос и тут же вытянулся по стойке «смирно». Рядом с подбитым танком стояла группа командиров. Все они были в солдатских плащ-палатках и касках, чтобы не привлекать внимание возможных фашистских наблюдателей.
Лейтенант узнал подполковника Борисенко из штаба дивизии, полковника Разумова из инженерного управления 40-й армии. С ними, судя по звездам в петлицах, были два незнакомых генерала. Тот, что говорил внушительным басом, смотрел сейчас на молодого лейтенанта серыми холодными глазами из-под мохнатых густых бровей.
– Лейтенант Соколов, – представился Алексей, вскинув руку к пилотке. – Командир ударной группы, приданной дивизии для захвата и обороны моста через Дон. Личный состав занят разборкой подбитых танков, годных для эксплуатации.
– Хорошо придумали, товарищ лейтенант, – кивнул генерал, бросив взгляд на конструкцию из бревен, шестов и маскировочной сетки. – И работать можно, и с того берега не видно. Продолжайте!
Командиры отошли к соседнему танку и стали обсуждать переправу. Борисенко во всех красках расписал, какие потери несла дивизия на переправе. Немцы ожесточенно обстреливали и понтонную переправу, которая просуществовала всего несколько часов, и переправу, сделанную из настила на лодках, замаскированную ветками деревьев. Восстановить мост не представлялось возможным. Фактически снабжение плацдарма было под угрозой.
