Вражеская пехота залегла, но изредка делала попытки подняться и идти вперед. Алексей несколько раз вскидывал автомат, но немцы словно чуяли – падали на землю и пятились назад. Не нравится, сволочи, не получается!
И тут случилось страшное. Справа со стороны реки вдруг вырвались еще два танка. Черно-белые зловещие кресты. На большой скорости они пошли к развалинам прямо на позиции саперов и во фланг советским танкам. Выстрел, другой. Алексей вжался в землю, видя, как танки идут прямо на него. Эх, гранату бы сейчас. Хоть одну!
Но тут навстречу танкам поднялся какой-то боец. В его руке – противотанковая граната. Рано, рано поднялся! Соколов даже скрипнул зубами от досады. Боец взмахнул рукой, но тут же упал как подкошенный.
Танки все ближе, они пройдут в нескольких метрах от лейтенанта!
За спиной снова выстрелила «тридцатьчетверка». Удар болванки пришелся прямо в передний каток гусеницы фашистского танка. Соколов пригнулся – осколки гусеницы и бронебойного снаряды взвизгнули над его головой. Танк дернулся, как будто ударился в стену, и закрутился на одном месте. Второй снаряд ударил в корпус левее места механика-водителя.
Теперь в нескольких метрах от себя лейтенант видел замерший грозный танк и дыру в броне, похожую на вмятину в сдобной булке.
Открылся люк механика-водителя. Немец был ранен, его лицо заливала кровь. Он с трудом просунул свое тело, чтобы покинуть танк. И тут Соколову в голову пришла идея. Он посмотрел на лежащего рядом мертвого сержанта и прошептал: «Мы еще повоюем, Блохин. Мы еще живы».
Алексей короткой очередью сразил немецкого танкиста, тот повис на броне, растопырив руки. А в башне подбитого танка уже открывался верхний люк, за ним боковой. С гортанными криками танкисты стали поспешно выбираться наружу, опасаясь нового снаряда, от которого мог начаться пожар и сдетонировать боезапас.
Соколов выждал пару секунд, потом короткими очередями в упор расстрелял убегающий экипаж. Один немец остался висеть на командирской башенке, второй упал на землю, третий застрял в боковом люке головой вниз.
Немецкие солдаты не видели Соколова, танк закрывал его, но свои могли узнать лейтенанта-танкиста по его ребристому шлемофону.
Теперь надо торопиться. Чем немецкий танк отличается от советского, Соколов знал. За год войны он пополнил свои знания, вынесенные из танковой школы, он не раз бывал внутри немецких трофейных танков. Нередко приходилось рассказывать молодым танкистам, в основном из пополнения, об особенностях, сильных и слабых сторонах немецкой техники. И сейчас Алексей действовал быстро и точно.
Запрыгнув на броню подбитого танка, он вытащил из бокового люка мертвого немецкого наводчика и сбросил его на землю. Теперь быстро ногами вперед. Немного мешали ноги командира, висящего сверху, но это можно было пережить.
Внутри тошнотворно пахло кровью и внутренностями. Бронебойный снаряд угодил в корпус танка там, где сидел радист-пулеметчик. То, что от него осталось, выглядело безобразно, но советского лейтенанта это волновало мало.
Снаряды есть. Соколов выхватил из укладки бронебойный и загнал его в казенник пушки. У немцев башня поворачивается электромотором, это сейчас кстати, рука еще плохо слушается после бомбежки.
Теперь – к прицелу. Вот он, гад, идет, корму подставил. Алексей старательно совместил метки прицела, целясь в мотор вражеского танка. Выстрел! Лязгнул затвор, выбрасывая гильзу, ударил по ногам мертвого немецкого командира. «Потерпишь», – зло прошипел Соколов, загоняя новый снаряд в казенник пушки.
Танк загорелся как костер. Перегретый мотор, пары бензина и рядом – открытый огонь. Это было удовольствие – повелевать чужой машиной, использовать ее против ее же хозяев. Это была месть, святая и долгожданная!
Доворот башни, еще немного. Совсем чуть-чуть, и другой немецкий танк скроется за развалинами. И окажется сбоку от танка Началова. Тогда «восьмерке» придется отходить, разворачиваться. И немцы снова поднимутся в атаку. Получи!
Выстрел!
Удар болванки пришелся в башню немецкого танка. Железный монстр даже покачнулся, замедляя ход, потом повалил дым, следом раздался ужасающей силы взрыв, который на миг ослепил Соколова. Когда он протер глаза и снова посмотрел в прицел, то увидел, что с немецкого танка сорвало башню взрывом собственного боекомплекта. Она горела на земле в нескольких метрах от корпуса. Как голова Змея Горыныча, отрубленная богатырем.
– А где у вас осколочные? – громко спросил Соколов, выхватывая из укладки подходящий снаряд.
Лязг казенника, и пушка с мерным гудением стала поворачиваться в сторону реки.
Стискивая зубы, Алексей наводил орудие и стрелял. Он видел разрывы, видел, как разбегается немецкая пехота, откатываясь к оврагам.
А потом его танк покачнулся, уши заложило от сильного грохота. Как будто рядом с головой по листу железа ударили здоровенной кувалдой. Когда Соколов опомнился, он понял, что лежит на казеннике, сбитый с ног. В нос лезет нестерпимая вонь горелой резины и изоляции. «Это мотор», – догадался лейтенант и полез, обдирая локти и колени в боковой люк. Автомат зацепился за что-то ремнем и не давал вылезти. «Черт, надо было сначала его выбросить наружу, а потом самому», – с ожесточением подумал Алексей, чувствуя, как не на шутку разгорается вражеская машина.
Заорав в полный голос, он рванулся с такой силой, что внутри, как ему показалось, что-то хрустнуло и оборвалось. Вывалившись прямо на мертвого немецкого наводчика, Алексей попытался вскочить на ноги и убежать, но зацепился ногой и упал. Практически тут же в танке взорвался боекомплект.
Оглушенный лейтенант бежал в сторону своих позиций. Он спотыкался, в голове гудело, но он упорно не выпускал из рук автомат. Снова падал, вставал, обдирая ладони о камни и колючую траву. А впереди почему-то прыгали и кричали саперы; двое ополченцев подбежали к Соколову и, подхватив его под руки, поволокли, пытаясь вырвать из рук автомат. Алексей поднял голову и увидел, как за домами несутся «тридцатьчетверки» с красными звездами на башнях. Они делали остановки, стреляли и снова неслись вперед.
– Зачем, Василий Иванович? – с укором прошептал Соколов. – Я же приказывал оставаться на месте. До прихода помощи. Сожгут ведь…
Но на башнях танков были другие номера, и танков было не два, а четыре или пять. И пехота. Солдаты прыгали с брони и бежали рядом с танками, стреляя на ходу. Громкое торжествующее «ура» разносилось в утреннем воздухе и плыло над рекой. Хотя, может быть, плыло как раз все перед глазами лейтенанта.
А потом появилось лицо Логунова. Все в копоти, рукав комбинезона порван и обожжен. А еще у старшины были очень виноватые глаза.
– Ты, это, командир, не переживай. Отбили мы немцев, и помощь подошла. Гонят их аж за реку, чтобы больше не совались на эту сторону. Только беда у нас, понимаешь…
– Кто? Кто, Василий Иванович? Говори! – Соколов вцепился в рукав старшины.
– Да нет, ребята все целы, не волнуйся. «Семерка» наша того… Нет ее. Сгорела.
