Я нагибаюсь и смазываю ему губы жирным бальзамом.
Он не реагирует.
Я приоткрываю окно, насколько позволяет решетка. Напуганные шумом, полевые воробьи взлетают с кустов перед окном.
Passer montanus.
Мама так и не научилась различать серых и полевых воробьев, хотя я сто раз объяснял ей, что у серых воробьев черный нагрудник, а у полевых – черные пятнышки на щеках.
Оставив окно приоткрытым, я вытираю пот со лба и возвращаюсь в просиженное кресло.
Мне сложно сконцентрироваться на чтении в такую жару, и я подумываю, не включить ли музыку. Я так делаю, когда чтение надоедает, а это случается частенько, потому что книга крайне нудная. Но сегодня кое-что еще не дает мне сконцентрироваться. Пришедшее ночью эсэмэс от мамы.
Она забрала деньги.
Моя мать – самая назойливая, скучная и порядочная мать на свете – ради меня выкопала деньги Игоря. Хотя раньше боялась даже перейти дорогу на красный свет. Думала, что попадет сразу в ад. Она забрала деньги.
Верится с трудом.
Завтра мы встретимся в Стувшере, и пока-пока, зомби-Юнас.
Будет классно смыться отсюда, хоть мне и жаль Ракель. Она мне нравится.
А Юнас?
Я смотрю на него.
Он лежит тихо. Дышит бесшумно, поверхностно. Простыня сползла вниз, обнажив бледную безволосую грудь.
Разве можно к нему как-то относиться? Его нельзя любить или не любить. Он просто есть.
Как муравьи или жуки под камнем.
Смотрю на лежащую на коленях книгу. Страницы желтые и погнувшиеся от влаги, как будто она долго лежала на улице. Я листаю книгу, вдыхая запах мокрой бумаги и плесени. В конце на последнем развороте что-то написано. Это штемпель. На нем значится «Гимназия коммуны Нака, школьная библиотека».
Наверно, Юнас там учился.
Я закрываю книгу и взвешиваю ее в руке, пытаясь определить вес.
Четыреста грамм. Точно больше, чем триста, но максимум четыреста пятьдесят. Будь она сделана из кокаина, книга стоила бы около трехсот тысяч крон, но никто не готов платить столько за какие-то буковки.
Цена за грамм и рядом не стоит с восемью сотнями крон.
Я открываю книгу и хочу вернуться к чтению, но останавливаюсь. Слова застревают во рту, перемешиваются, запутываются и выходят не в том порядке.
Я пролистываю несколько глав, чтобы узнать, не станет ли она интереснее под конец. Но нет. Двинутая баба сошлась с девятнадцатилетним матадором по имени Ромеро, что меня не удивляет – этого стоило ожидать. Конечно, мне жаль главного героя, который явно не может забыть эту стерву.
Перед глазами встает лицо Александры. В ее взгляде – обвинение.
Да, я жалею, что так поступил с ней.
Если бы я только подумал, прежде чем делать, использовал мозги, как говорит Лиам, я бы предположил, что случится, начни я флиртовать с Жанетт. Не нужно быть физиком-ядерщиком, чтобы понять, что если мутить с лучшей подругой своей девушки, ничего хорошего из этого не выйдет.
Но только ты не умеешь думать, Самуэль. Вот почему никто тебя не любит. Ты просто дебил, который сначала делает, а потом думает…
– Заткнись! – говорю я вслух.
Может, Юнасу лучше подойдет другая книга. Что-нибудь развлекательное, что сможет его расшевелить и заставит двигать пальцами или что-то в таком духе.
Все что угодно, лишь бы он отреагировал.
Раздается стук в дверь, и входит Ракель.
– Привет, – здоровается она. – Все хорошо?
Я молча киваю.
У нее усталый вид. Волосы собраны в небрежный пучок. Кожа на лице и груди блестит от пота. Она в футболке, шортах и вьетнамках.
И все равно она поразительно красива.
Я не перестаю думать, как это было бы оказаться с ней в постели, целовать эти тяжелые груди. Я так давно не занимался сексом, что мигом возбуждаюсь.
Я кладу книгу на колени, чтобы скрыть свое возбуждение.
– Я поеду за покупками, – сообщает она. – В гавань.
– У кемпинга?
– Ты там был? – хмурится она.
– Нет, я только…
– Держись от них подальше. Там самый настоящий притон. Наркотики, шлюхи и бог знает что еще…
С тех пор, как мы нашли следы на клумбе, Ракель сильно нервничает. Несколько раз она спрашивала, мог ли это быть Игорь. Я ответил, что нет, потому что его я бы узнал.
Думаю, она боится, что нарики с кемпинга были тут на разведке и теперь планируют кражу.
– Хорошо, – отвечаю я.
Она кивает.
– Я вернусь через несколько часов.
Она улыбается.
– Слушай, ты так добр к Юнасу. Я рада, что ты теперь живешь с нами. Хотела, чтобы ты знал.
От смущения я не знаю, что сказать.
Ракель машет рукой и закрывает дверь, оставляя нас с Зомби-Юнасом одних. Еще через минуту я слышу, как хлопает входная дверь и заводится машина.
– Пойду поищу книгу повеселее, – сообщаю я Юнасу.
Не знаю, зачем я начал с ним разговаривать, он все равно ничего не соображает.
Может, я с ума схожу от этой работы.
Выхожу из спальни и закрываю дверь за собой. Ноги сами несут меня наверх по винтовой лестнице и дальше к рабочему кабинету Улле. Солнце заливает комнату ярким светом. Через окно видно бесконечное море, сверкающее в солнечных лучах.
Я дергаю за ручку.
Чертова дверь заперта.
Но люди такие предсказуемые. И Ракель в их числе.
Раз ключ от медицинского шкафа лежал наверху, то и этот будет там же. Подхожу к книжному шкафу и провожу рукой по верхней полке.
Через минуту ключ у меня в руках. Он лежал справа, перед книгой о маяках.
Ключ легко входит в замок, и через секунду я внутри.
Комната распашная, окна выходят в две стороны. Из мебели тут только книжный шкаф, несколько папок и большой старинный стол с креслом. На столе стоит принтер. Рядом пачка бумаги и фотографии в рамках.
Я подхожу к столу, наклоняюсь и рассматриваю снимки.
На них Юнас в детстве. На одной он позирует с мячом в руке, на другой – перед мопедом.
Я осматриваюсь.
Перед шкафом лежит синяя сумка. Похожа на сумку для спортивной одежды. Или на сумку, которую берут с собой, когда уезжают на выходные.
Открыв сумку, вижу мужскую одежду – футболки, свитера, джинсы, все чистые и аккуратно сложенные. Внизу под ними обнаруживается коричневый конверт. Достаю его. Не больше ста пятидесяти грамм. Открываю.
