Я снова поражаюсь тому, как сильно она похожа на маму.
– Готово, – говорит она и поднимается. – Читай с того места, где закладка, хорошо?
– О’кей, – отвечаю я и принимаюсь разглядывать обложку. Книга называется «Фиеста», а автора зовут Хэмингуэй.
Я никогда не слышал о нем, но послушно открываю книгу в заложенном месте и начинаю тихо читать.
– Тебе не нравится Париж?
– Нет.
– Почему бы тебе не поехать в другое место?
– Нет другого места.
Читать вслух мне сперва непривычно, и я запинаюсь, но дальше идет легче. Я останавливаюсь и листаю книгу, чтобы понять, о чем речь.
Судя по всему, книга про американца в Париже, который все время проводит в ночных клубах и барах с другими богатыми иностранцами, которым нечем заняться.
Я думаю обо мне и Лиаме. У нас с героями романа много общего. Нам тоже не нравится работать. Только нам приходится воровать ради того, чтобы делать что хочется.
Американец влюблен в разведенку, но они не могут заниматься сексом, потому что травма на войне сделала его импотентом. Нудное чтиво. Понимаю, что хреново остаться без члена, но мне в лом читать целую книгу про такую херню.
И эта его разведенка вообще больная на всю голову.
Я б ее сразу послал.
Откладываю книгу в сторону и смотрю на Юнаса.
Он не шевелится.
Я встаю, подхожу ближе, наклоняюсь к уху:
– Привет!
Тот же результат.
– Хо-хо, есть кто дома? – продолжаю я.
Но Зомби-Юнас лежит там, как замороженная рыба в магазине.
Мне становится не по себе.
Мне не по себе от этой комнаты. От рисунков на стенах, которые напоминают мне мои собственные. Мама хранит их в папке дома. А бутсы и флажок навевают воспоминания о том, как я тоже играл в футбол в средних классах.
Смотрю на Юнаса.
Когда-то он был таким же, как я. Попади я под автобус, я бы тоже сейчас лежал в кровати и слушал, как какой-то придурок читает мне книжки вслух и мажет руки чертовым кремом.
Смотрю на часы. Почти одиннадцать.
Между комнатой Юнаса и Ракель расположена ванная. Просторная, выложенная белой плиткой. Душ с очень длинным шлангом. Наверное, чтобы мыть Юнаса в этой странной конструкции, похожей на качели.
Судя по всему, Ракель работает, потому что сквозь дверь слышно, как пальцы стучат по клавишам.
Тык-тык-тык.
Иногда пальцы замирают, словно их хозяйка что-то обдумывает, потом снова начинают стучать по клавишам.
Я думаю. Может, пока осмотреть дом, прицениться, что можно продать.
Возвращаюсь в спальню Юнаса, аккуратно прикрыв за собой дверь ванной.
– Скоро вернусь, – бормочу я, не глядя на фигуру в постели.
Сам не знаю, зачем говорю это, он все равно ничего не понимает. Но мне так спокойнее.
Все-таки он человек, а не мороженая рыба.
Кухня чисто прибрана после завтрака. Крошки сметены со стола, посуда составлена в посудомойку.
Рядом с хлебницей стопка бумаг.
Быстро просматриваю их.
Сверху лежит бланк заявления на компенсационную выплату по уходу за инвалидом. Скрепкой к бланку прикреплена брошюра «Закон о защите и поддержке людей с инвалидностью. Краткая информация для родственников».
Кладу документы на место и приступаю к содержимому ящиков. Но тут нет ничего интересного. Только старая посуда и разномастные столовые приборы.
– Ты что-то ищешь?
Я оборачиваюсь.
Ракель стоит в дверях. На губах улыбка. Глаза сияют. В руке у нее кошелек.
– Да… хотел налить воды…
– В холодильнике есть газированная, – отвечает она, отворачивается и надевает деревянные туфли. – Я поеду за покупками. Хорошо?
Я молча киваю.
Долго стою в кухне и жду, когда она отъедет, потом иду в ее спальню.
Двуспальная кровать застелена, тумбочка завалена книгами. Напротив кровати – двухдверный шкаф из темного дерева.
Открываю одну дверцу.
Блузки, платья, брюки на вешалках. Внизу туфли. За другой – мужские рубашки, свитера, штаны.
Должно быть, одежда ее сожителя.
Иду в ванную.
Над раковиной – белый шкафчик. Дверца открывается со скрипом.
Там две полки. На верхней – женские кремы, духи, дезодорант, коробка тампонов, на нижней – бритва и воск для волос.
Закрываю дверцу и оглядываюсь по сторонам.
Большой металлический шкаф из таких, что раньше были для документов в офисах, стоит у стены.
Дергаю ручку.
Заперт.
Приподнимаюсь и провожу рукой по верху шкафа. Бинго! Нащупываю ключик.
Ключик легко входит в скважину, и еще не повернув его, я уже знаю, что ключ тот.
Дыхание учащается.
Люди запирают шкаф, только если держат там что-то важное. Никто не станет прятать туалетную бумагу.
Дверца открывается, и я вижу ряды коробку и банок с медицинскими препаратами. Таблетки, ампулы, иглы.
Первая реакция – разочарование. Но присмотревшись к названиям на коробках, я понимаю, что они мне знакомы.
«Дексмедетомедин», «Клонидин», «Мидозолам», «Собрил», «Икторевил», «Стесолид» и «Фентанил 50 мкг/мл», раствор для инъекций.
Погоди-ка.
«Фентанил».
Хоть Игорь с Мальте и предпочитали олдскульный товар, я немного разбираюсь в лекарствах. Они все больше конкурируют с наркотиками. «Фентанил», например, на вес золота. Мальте рассказывал, что нарики режут его на мелкие-мелкие кусочки и глотают.
Провожу пальцем по упаковкам.
На каждой полке четырнадцать банок с «Фентанилом», всего сорок две упаковки. Хватит на то, чтобы проколбасить целый школьный класс на пару недель.
Недолго подумав, беру три упаковки и прячу в карман. Заметит ли Ракель отсутствие?
Баночки с прозрачной жидкостью стоят так аккуратно, что она наверняка знает, сколько их у нее. Почему-то мне кажется, что в этом она похожа на меня, Ракель умеет считать.
На нижней полке лежат уже использованные банки. Меня осеняет. Я беру шприц, наполняю водой из-под крана и впрыскиваю в пустые банки.
Проверяю крышечки. Дырки в мембране от игл такие маленькие, что их почти не видно. Закручиваю крышечку и ставлю банки рядом с остальными. Не отличишь.
Теперь можно уходить.
