…Не рассказывать же им было про ведьму и странные слова про чудовище, которое сожрет ее душу.
Алена утешала себя как могла. Ну, подумаешь, получает она странные письма. В конце концов, она живет в городе, где очень много психов. И в городе, который поощряет самовыражение. Даже в самых причудливых его формах.
В больших городах много странных личностей. Город, словно увеличительное стекло, вытягивает на поверхность все тайное, темное, в глубинах личности сокрытое. Город искушает. Как будто бы намекает: «Расслабься, я приму все твои темные стороны, мне близка твоя извращенность». Что только тут ни встретишь. И все ведут себя так, словно все эти причудливые формы и есть норма.
Алена многое повидала – в богемных кругах, где она вращалась с ранней юности, было много странных людей.
Она была знакома с одной счастливой семьей, которая состояла из троих человек. Жена, муж и еще один муж, появившийся на пару лет позже первого, но отлично влившийся в коллектив. И не стоит думать, что жена была роковой фам фаталь, моделью и красоткой. Нет, обычная женщина, несколько старомодная. Фотограф. Немного лишнего веса, всегда какие-то измятые рубашки, седые корни волос. Первый муж был ей под стать – неприметный офисный середнячок. Розовая лысина, интеллигентные голубые рубашки в тонкую полоску, мягкие усики в белогвардейском стиле. Обычная пара. И вот она устраивается в штат модного журнала и на какой-то съемке знакомится с манекенщиком, который годится ей в сыновья. Ну, то есть, на самом деле, у них максимум десять лет разницы, но он весь из себя такой холеный греческий бог – ни жиринки лишней, тонкий слой бб-крема на отполированном пилингом лице, прическа из модного барбершопа. Внешность – его работа, его главный капитал. Рядом они смотрелись как мать и сын. Впрочем, женщину это не смущало. Она была из тех, кто возводит в культ внутреннюю свободу и почему-то нарочито противопоставляет ее внешности.
Тоже, на самом деле, модная городская история. С тех пор, как тысячу лет назад Джулия Робертс появилась на голливудской красной дорожке с небритыми подмышками, у нее появились сотни подражательниц.
Началось все с дружбы. Трудная съемка, каталог. Каталожная съемка – это ад, никакого творчества. За день надо отснять сотню образов. Это работа робота – переоделся, вышел под камеру, улыбнулся, повернулся. И так сто раз подряд. К концу дня и фотограф, и модели были как выжатые лимоны. Вот женщина и предложила – мол, а что если нам всем пойти в пиццерию, пропустить по стаканчику, лазанью съесть. Откликнулся только этот мальчик, у всех остальных оказались дела. Ну и дальше как-то стремительно все вышло. Сначала никто не верил, все думали – розыгрыш. Но манекенщик резво переехал под крышу семейной пары. На всех мероприятиях они теперь появлялись втроем. Как ни странно, все трое выглядели вполне счастливыми.
Алена хорошо знала этого мальчика. Тоже, конечно, приставала к нему с расспросами.
– Ну признайся, признайся, ты ведь делаешь это, чтобы за аренду квартиры не платить?
– Ну что за ерунда, – ничуть не обижаясь, смеялся манекенщик. – Просто встретил женщину моей мечты.
– Она что, на маму твою похожа?
– Ну разве что совсем чуть-чуть.
– Она богата?
– Зарабатывает меньше меня.
– А муж? Он по ночам не подкрадывается к тебе с разделочным ножом?
– Не, он отличный парень. Мы сразу поладили. Даже ходим вместе играть в сквош… Понимаешь, она умеет вот такое создать. Чтобы всем вокруг хорошо было.
– Офигеть… А вы что, все в одной постели спите? Прям втроем?
– Нет, конечно, дурочка. У нас две спальни. По средам, пятницам и воскресеньям – я, в остальные дни – он.
– И она выдерживает такую секс-атаку каждый день? В ее сорокет? Знаешь, я уже почти завидую.
– Все только о сексе и думаешь. А мы иногда просто в обнимку лежим и обо всем на свете болтаем.
Сплетничали об этом тройственном союзе недолго. В Москве новости быстро становятся несвежими. Через пару месяцев страсти улеглись, все привыкли. На публичные мероприятия семье присылали тройное приглашение. Никто больше неудобных вопросов не задавал. Все довольны и счастливы, а значит, это вариант нормы.
А еще у Алены была знакомая модель, которая своей семьей считала восемнадцать старинных фарфоровых кукол. Катей ее звали. И ничего – общество и ее не отвергало. Хотя восемнадцать кукол – это похлеще двоих мужей. Улыбчивая скромная девочка, в модельное агентство ее чуть ли не за руку мама привела. Благополучная сытая семья, никаких драм, никакого прошлого с душком. Однажды Алена побывала у модели в гостях. Сначала чуть от страха в штаны не наделала: куклы выглядели как живые. У них были выразительные фарфоровые лица и настоящие человеческие волосы. И одеты все были по последней моде – модель сама их обшивала, заказывая ткани в Милане. У одной даже настоящая соболья шуба была.
– Это моя отдушина. Началось все, когда мне лет тринадцать было. Тогда родители подарили мне первую. Люсиль. Я понюхала ее макушку и вдруг поняла, что ничего другого мне и не надо.
– Слушай, ну а я в тринадцать была влюблена в Кайла Маклахлена. Это же ничего не значит.
– Ну, все так думали. И я сама в глубине души надеялась, что однажды встречу мужчину, который все изменит. Но этого так и не случилось.
– Ты так говоришь, как будто бы вся жизнь уже позади, а ты старая черепаха Тортилла.
– Ну… Мне почти двадцать восемь. Мужчин у меня не было.
– Постой… Ты девственница?
– Ну да. Но у меня есть семья. Они никогда не предадут и не оставят меня. Все мои подруги все время рыдают из-за мужчин. Их то бросают, то заражают венерическими инфекциями, то изменяют с их же подружками, то берут замуж и в считаные дни превращаются в тиранов. А максимум плохого, что может сделать кукла, – это упасть и разбиться. Но и тогда ее можно склеить. Есть специальные реставрационные мастерские.
– Ты даешь… Вообще, если верить фильмам ужасов, кукла еще может посреди ночи подойти к тебе с малюсеньким ножиком, сказать нежным голоском что-нибудь вроде «Я тебя люблю», а потом воткнуть лезвие в твою печень!.. Честно! Я сама видела!
– Да ну тебя! – смеялась модель.
Нет, эту девушку, конечно, считали странноватой. Но общество ее не отвергало. Она была вполне желанным гостем в любой компании. Несмотря на солидный для модели возраст, у нее всегда было много работы. Она была общительная, милая, неглупая, адекватная. А что там творится у нее дома и с кем она делит постель – да кому какое дело!
А еще одна модель, знакомая Алены, уже пятый год жила с глубоким стариком. Ей было двадцать три года, а ему – восемьдесят семь. И он не был богат. Обычный пенсионер, в прошлом – школьный учитель. Познакомились они, когда модель искала себе репетитора. В университет поступала. Ну и вот – влюбилась. Старик, понятное дело, ответил ей взаимностью. Самое смешное – не сразу. Такая удача – юная красотка сама к его ногам пала, а он еще кочевряжился! Выглядел он не ахти. Обычный пенсионер. Пигментные пятна на желтой коже, запавшие глаза, дыхание лекарствами пахнет. Какие-то странные поношенные шмотки. Суставы хрустят, спину ломит к перемене погоды. Модель была для него и женой, и другом, и сиделкой. С каким-то особенным сладострастием рассказывала в компаниях, как он иногда чувствует себя так худо, что с постели не может подняться. И тогда она моет сухим шампунем то, что осталось от его волос. И кормит его с ложечки нежирным бульоном из индейки. И делает для него гоголь-моголь из перепелиных яиц. Эта деталь почему-то казалась Алене особенно трогательной. Модель была похожа на боттичеллиевского ангела! В ней звенящая юность была замешана поровну с пороком и обещанием сладости. И вот, пожалуйста. Гоголь-моголь. Для старика.
