И он, тот злой дух, которому отец ее обещал, почувствовал это. Придет зима – и он вместе со снеговыми вихрями прилетит за ней. Он попытается вскрыть ее и войти в нее. Он это сделает. Потому что ему обещали.
– Я всегда делаю то, что обещаю, – сказал отец.
Это точно был его голос, а Лиля думала, что забыла.
– Я один раз нарушил обещание, потому что полюбил тебя.
– Ты убил мою маму… Ты убил тетю Оксану!
– Я убил обеих твоих матерей. Олья повесилась на том дереве, на котором я похоронил оленьи кости, в день, когда тебе исполнилось двенадцать лет. Она не могла больше жить пустой жизнью – без ребенка, без любви, без надежды. Оксана… Оксана нарушила договор. Я наложил на нее заклятье давно. Я не стал его снимать: я платил ей по договору – и она заплатила по договору за свой промах.
– Ты хуже, чем он… Этот… Пушистый, с зубами…
– Нет. Я не хуже. Я суров, как воин. Я защищаю свой народ. Мне приходится принимать жестокие решения. Убивать одного – ради блага многих. Я шаман, а значит, я воин духа.
– Ненавижу тебя.
– Это не важно. Важно другое…
– Что?
– То, что ты не просто ребенок, как мы все думали.
– Я – актриса, – почему-то сказала Лиля.
Отец усмехнулся. И исчез. А она проснулась.
…Проснувшись, Лиля никак не могла сообразить, где она, сколько времени, что происходит. Пришлось посмотреть на экран телефона, чтобы понять, сейчас семь утра или семь вечера. С трудом добрела до сверкающей чистотой ванной. Долго стояла под горячей водой. Надела свою старую домашнюю одежду. Поела винограда, принесенного вчера Аленой.
Надо было жить дальше. Надо было купить ячейку в колумбарии и заказать доску для тети Оксаны. Надо было вернуться к работе. Лиля так резко все бросила, ей казалось – жизнь кончается и уже ничто не будет важно… А теперь ей было страшно: вдруг ее не возьмут обратно?
Но все обошлось и удалось. И ячейку она купила на престижном Ваганьковском кладбище, и доску сделала красивую, с самой лучшей фотографией тети Оксаны, которую та сама выбрала перед отъездом в Латвию, когда они, обнявшись и плача, говорили о неизбежности смерти. Лиля тогда не решилась спросить, как тетя Оксана хочет быть похороненной, но про фотографию тетя Оксана сказала сама. «Хочу, чтобы все, кто мимо пройдет, увидели меня вот такой красивой», – и она вынула фото, на котором ей не было еще и тридцати, и она действительно выглядела красивой, с ласковой улыбкой и сияющим взглядом.
Алена не звонила с того дня, когда буквально вытащила Лилю из пропасти. Позвонила месяц спустя:
– Ты уже можешь возвращаться к работе?
На этот раз сериал был даже костюмный, про прошлое. Алена играла молчаливую красавицу графиню, которую домогался злодей и строил козни, а Лиля удачно прошла кастинг на роль красавицы башкирки, которую привез из ссылки бывший декабрист, романтический и трагический главный герой. Башкирка когда-то выходила его, умирающего, стала его верной любовницей, а он полюбит другую, а она будет молча страдать… Молча страдать в красивом национальном костюме, с красивым гримом на лице, с подчеркнуто-пышными косами по плечам – такого в кинематографической карьере Лили еще не было. Но работать приходилось очень напряженно, график был тяжелейший, и некому больше было готовить ей завтраки и ужины, помогать с утра одеваться. Вообще никого больше не было рядом, и так получилось, что Лиля подружилась с Аленой. Нет, конечно, Алена не могла заменить тетю Оксану. Но это был человек, который хоть в какой-то мере интересовался жизнью Лили и чья жизнь и переживания были самой Лиле близки.
Глава 10
Сначала Алена хотела просто поддержать Лилю. Просто поддержать, потому что ей нравилась эта девушка, молчаливая, загадочная. Нравилось, с каким достоинством она принимает роли, явно совсем не того уровня, которого она заслуживала бы, если учесть ее талант и своеобразную красоту. Чужой талант и чужую красоту Алена оценить могла. Особенно если это не был конкурирующий талант и конкурирующая красота, а они с Лилей никак не могли быть конкурентками: ничего общего внешне, ничего общего по психологическому типажу, вообще ничего общего…
У Лили была тетя, которую она обожала, как маму. Все время звонила ей, предупреждала, если задерживалась даже на сорок минут, на полчаса. Называла: «Тетечка Оксаночка». И когда говорила с ней по телефону, глаза теплели.
У Алены не было никого из родственников, кого бы она так любила. Она даже завидовала Лиле. Но когда Лиля вдруг исчезла со съемок и Алена узнала, что та взяла отпуск, чтобы ухаживать за умирающей теткой, ее словно в сердце что-то больно ударило. Она завидовала Лиле, но она не хотела, чтобы Лиля потеряла свое счастье, своего родного человека.
Когда Алена узнала, что тетка умерла и Лиля вернулась в Москву, она позвонила: вдруг понадобится помощь? Помощь оказалась более чем необходима. И еще ее потрясло, что Лиля назвала свою «тетечку Оксаночку» не тетей, а мамой.
Мамой…
И вот в тот вечер, который они провели вместе, в ресторане, пока нанятые Аленой сотрудницы клининговой компании убирали в квартире Лили, началась их дружба. Такая дружба, что Лиля стала первым и единственным человеком, которому Алена рассказала про то, что они с Павлом Сергеевичем любят друг друга и планируют пожениться.
В больших городах все имеется в избытке. Хочешь – сырники из горохового сыра или торт «Наполеон» на кокосовых сливках. Хочешь – приедет на дом массажист, который десять лет учился в Китае. Нажмет на какие-то там сакральные точки, и ты, пару минут назад едва ноги от усталости волочившая, радостно воспаришь. Хочешь чего-нибудь пикантного – можно на дом стриптизера заказать или пойти на БДСМ-вечеринку. Танцующие толстушки, вечеринки, на которые все приходят во вдовьих нарядах, безумные выставки концептуалистов – все что угодно. Только вот с настоящей дружбой тут напряженка. Все как-то поверхностно. Не дружба, а человеческий фастфуд. Люди быстро сходятся и быстро разбегаются. Иллюзия огромного выбора не вдохновляет ценить каждую конкретную связь. Да еще и эти социальные сети. В ленте друзей кого только нет – и бывшие одноклассники, имена которых ты давно забыла бы, и случайные знакомые, которых ты видела один раз в жизни. И кажется, что вокруг тебя полным-полно народу. Даже если ты совсем-совсем одна.
У Алены был легкий характер и дар непринужденно сходиться с людьми. Наверное, психологи сказали бы, что у нее высокий эмоциональный интеллект. Она точно знала, в какой момент и что надо сказать. А в какой – промолчать лучше.
Первые подружки появились у нее в самые первые московские дни. Ей сначала даже не верилось, что на свете может быть вот так легко и просто. Люди тут были совсем другими, чем в ее родном городке. Там-то все ходили хмурые, как будто бы экономили улыбки. Как будто бы каждому человеку при рождении было выделено ограниченное число улыбок. Вот и нечего тратить их впустую. А то ненароком улыбнешься продавщице или встречному прохожему, а потом на свою семью не хватит, придется до конца жизни с мрачной рожей сидеть. А еще люди были какими-то подозрительными. Как будто бы точно знали, что в любой момент против них может быть затеяно все что угодно – любая из возможных подлостей. Все время находились в состоянии ожидания подвоха, беды. И беда обычно их не разочаровывала – приходила без опоздания, словно педантичный гость. И занимала почетное место во главе стола.
