Мы с Рэем гуляли на травянистом склоне, где мы с Рэйч снежными зимами катались на санках, а Рэйч порой отважно спускалась с ледяной горки на чайном подносе из Национальной портретной галереи с изображением гольбейновского
[32] Генриха VIII. Лицо короля стало почти неразличимым за винными пятнами, следами от затушенных сигарет и кофейных чашек.
Год назад мне было больно бывать в этом парке, где все напоминало мне об ушедших родных. Меня подавляло чувство прошлого, у которого не осталось живых свидетелей. Но с Рэем все изменилось. Теперь он стал центром нового мира, который я строила для себя. И теперь я вспоминала радостные моменты из жизни нашей семьи, а не мрачные драмы.
Я спросила Сью, почему задолго до этих утрат я вела жизнь в тоскливом мраке и каждое место, будившее воспоминания, погружало меня в этот мрак.
– Вы выросли в убеждении, что не являетесь самостоятельной личностью, – ответила она. – Вам казалось, что вы должны служить другим, соответствовать их ожиданиям. Вы не чувствовали собственного существования вне жизненных событий. И когда события оставались в прошлом, они оставляли в вашей душе пустоту.
Сью была совершенно права. В юности я пыталась заполнить эту пустоту гедонистическими развлечениями и мимолетными связями с мужчинами, которые были для меня всего лишь забавой. Я притворялась, что подобная жизнь меня забавляет, сыпала анекдотами о тяжелом похмелье в незнакомых местах. Я знала людей, которые совершенно спокойно переживали такие приключения, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Но я после такого всегда ощущала печаль и собственную уязвимость. Поэтому я натягивала свои доспехи, созданные из краденых черт сомнительных героинь, которыми я восхищалась. Идеальные феминистические ролевые модели – они дают тебе необходимые черты, а ты уже уравновешиваешь их ощущениями личного характера. Я не понимала, что можно быть сильной, признаваясь в том, что иногда тебе страшно. Можно быть феминисткой и хозяйкой собственной жизни – и при этом быть доброй. А прощение – вовсе не признак слабости. И границы можно ставить, не становясь грубой и жестокой. Можно любить людей за их несовершенство. Можно смеяться, не становясь злой. Можно просто быть собой.
– Я чувствую, что пустота в душе медленно заполняется, Сью. Как вы думаете, может она закрыться навсегда?
– Мы ради этого и работаем, Эмили. Я очень горжусь вами. И Рэйчел вами гордилась бы – я точно знаю.
– Я понимаю, что это нарушение профессиональных границ… Но можно я вас обниму?
Глава пятнадцатая
Это было первое для Рэя свидание вслепую. Его партнером был мужчина постарше, с впечатляющим жизненным оптом, симпатичный холостяк, но не чуждый обязательств – и безумно обаятельный, несмотря на намечающийся животик и расшатавшиеся нижние зубы. Я отказывалась даже думать о том, что они могут не поладить. Рэй просто обязан влюбиться в Гиггла.
Мы с Адамом решили, что лучше будет познакомить их на нейтральной территории, чтобы они могли, по весьма неромантическому выражению собачьих дрессировщиков, «обнюхаться и поладить». И мы отправились на тенистые аллеи Хайгейт-Вудс, где Рэйч частенько гуляла с Гигглом.
Я прошла мимо игровой площадки, где произошло самое унизительное происшествие моего детства. Мне было лет десять, когда бродячая собака схватила меня за юбку и сорвала ее, а потом скрылась в лесу, таща обрывки юбки в зубах. Я замерла на месте, неловко прикрывая ладонями полосатые трусики и в ужасе глядя на Рэйч. Не меньше тридцати детей принялись оглушительно хохотать, а я вошла в анналы местной истории как «девочка, с которой собака стащила юбку». Я улыбнулась, глядя на место своего позора, момент Гарольдовой стрелы на гобелене из Байё в нашей с Рэйч истории.
Не буду врать – встреча с Гигглом прошла не так гладко, как я себе представляла. Они не стали носиться по полянкам, как две родственные собачьи души под романтические звуки оркестра. Рэй жался к моим ногам, а Адам еле сдерживал Гиггла, переполненного энтузиазмом. Гиггл явно был поражен невероятной красотой Рэя, которая уже покорила сердца Мими и ее друзей. Он походил на изумленного героя программы «Холостяк», пытающегося взять себя в руки после появления очередной красавицы в бикини на его вилле. Впрочем, постепенно любопытство взяло в Рэе верх над осторожностью, и собаки принялись обнюхивать друг друга.
– Смотрите, они начинают привыкать друг к другу, – осторожно произнесла Мими.
Я сфотографировала этот момент на телефон. Я испытывала безумное чувство благодарности к этому маленькому песику со смешными зубами. Гиггл помог нам пережить хаотичные первые месяцы горя. Он подарил мне ощущение дружбы и любви, какое могут подарить одни лишь собаки. Если бы не Гиггл, то Рэя бы не было.
– А Рэй любит меня больше всех остальных? – спросила Берти, желая определить точный порядок вещей в новой социальной динамике.
Ее вопрос был мне удивительно приятен. Мы начинаем задаваться им в детстве и продолжаем спрашивать каждый день во взрослой жизни, только чуть более завуалированно. И ждем мы на него единственного ответа: «Да, именно тебя я люблю больше всех». Мы оказываемся в мире, где наше счастье зависит от других. (Помните, как я рассказывала вам о том, как старалась не лезть ко всем с раздражающими советами? Знаете, как мне было трудно? И справлялась я с собой не всегда.)
Берти я этого не сказала. Это было бы не самым подходящим ответом на простодушное любопытство шестилетней девочки. Но впервые я не стала подчеркивать ее исключительность, как делала всегда.
– Рэй любит нас всех одинаково сильно. Он любит Мими, меня, и папу, и Гиггла. Только он любит нас по-разному, и мы все делим его любовь. Разве это не замечательно? – ответила я.
– Да, это хорошо… – сказала она со слегка натянутой улыбкой. – Но я все равно думаю, что меня он любит немного сильнее всех.
Да, нелегко воспитывать ребенка.
Следующим в списке собачьих свиданий числились три собаки Кэтрин Райан – Долли, Мэнни и Меган. Удивительно, но у ее ши-тцу, Мег, оказалась та же собака-мама, что и у моего Рэя, – никто из нас не предвидел такого оборота, достойного мыльной оперы.
Собаки, как стайные животные, не обладают чувством биологического распознавания. И я не ожидала, что воссоединение брата и сестры пройдет гладко. Поэтому мне было вдвойне удивительно видеть нежную любовь, которая возникла между ними с первой встречи. Рэй носился вокруг Мег, любовно покусывал ее и расстраивался, когда она выходила из комнаты. Дочь Кэтрин, Вайолет, целый вечер фотографировала собачек и сопровождала снимки многочисленными сердечками и подписями: «РЭЙ ЛЮБИТ МЕГ!»
– Интересно, понимают ли они, что они брат и сестра? – спросила я Вайолет, когда наши собачки свернулись клубочком в углу комнаты, готовые разорвать интернет в клочья своим очарованием.
– Думаю, понимают, – ответила девочка, глядя на эту умилительную картину.
