Страх перед собственной непохожестью, который вечно жил в моей душе, на время отступил после появления в нашей жизни Джейн и Линси по соседству. Рядом с ними я ощущала новое чувство безопасности. Но страх этот быстро вернулся в новом мире, и там он стал чем-то более значительным и серьезным. Мы более не находились в спокойном мире семей, имеющих собаку. Мы оказались в мире экономок и бассейнов с подогревом. Наши одноклассники были детьми богатых капитанов промышленности, и жили они за воротами с электрическим приводом. В этом мире не появлялись судебные приставы. Здесь не было места стриптизеру Джонни да Сильверу. И все это означало совершенно новый, эпический уровень маскировки. Мои периодические возвращения в уютный мир Симпсонов казались возвращением к утраченной невинности в сравнении с этим страшным новым миром.
Дом наш разделился на фракции.
«Они ругаются», – говорила Рэйч, захлопывая дверь при первых же криках, доносившихся снизу. Она включала Адама Анта на потрепанном желтом магнитофоне из магазина «Фишер Прайс». В последний день рождения Рэйч с ужасом обнаружила его среди подарков – она много месяцев приставала к родителям, чтобы те подарили ей стерео, «как у остальных в школе».
К этому времени ей было тринадцать, мне одиннадцать, и мы вышли на арену цветочных ароматов, туши для ресниц и вздохов о мальчиках. Общая спальня казалась нам неподходящей. Рэйч часто жаловалась на невозможность уединиться, запиралась в ванной, чтобы скрыться от моих детских игр и приставаний родителей. «У меня даже месячные не могут начаться спокойно», – раздраженно сказала она, когда родители встретили это известие радостными танцами и поздравительными песнями.
Наши регулярные визиты в эксцентричный бабушкин дом стали казаться еще более сюрреалистическими в сравнении с нашим новым привилегированным миром. Мы с Рэйч стали обижаться на то, что нам приходится отклонять приглашения одноклассников в бургерные и на катки, чтобы, как говорила Рэйч, «сидеть сиднем в квартире со стриптизером». Джейн нарисовала нам в знак солидарности картинку: «Эм, Рэйч и одеяла снова отправляются к бабушке!» Мы приклеили ее на кухонную доску в знак протеста.
Линси пригласила нас с Рэйч на обед в местный ресторан для «разговора между нами, девочками». Я почувствовала себя польщенной. Казалось, мы стали героинями «Династии», почетными, самостоятельными гостями, а не детьми, которых просто терпят. Но когда принесли пудинг, Линси заговорила о том, что наша мама нуждается в «поддержке». Я почувствовала, что она – банковский менеджер, откладывавший неприятный разговор о неодобренном кредите до последней минуты. Я задумалась, о чем же они говорили наедине в гостиной дома Линси.
Учитывая постоянные разговоры о финансовых проблемах и напряженную атмосферу в доме, мы не были готовы к тому, что как-то утром сообщил нам папа.
– Как вы смотрите на то, чтобы поехать в Германию, девочки? – спросил он.
Заметив наше изумление, он быстро добавил, что это не на всю жизнь. Это всего лишь семейный отпуск. Такой, какой устраивают себе семьи, имеющие собак.
– Мы остановимся у Кайзера! – сказал папа.
Кайзером звали немецкого режиссера, папиного приятеля. Он совершенно спокойно относился к довольно оскорбительному прозвищу. Папа сообщил нам, что у Кайзера есть бассейн, а потом поразил очередным откровением. Мама с нами не поедет.
– Почему ты не едешь, мама? Я не понимаю!
Перспектива дальнего путешествия с одним лишь отцом меня пугала. Он с работы не мог вернуться, не потеряв ключей от дома. Доверять ему три наших паспорта было верхом неосмотрительности. И вся идея казалась довольно странной. Наша труппа была слаженным квартетом. Мама сглаживала папины странности и облегчала общение нашей семьи с посторонними людьми. Именно она уговаривала работников аэропорта посадить нас в самолет после окончания посадки. Она пахла амброй, теплом и Холли-Виллидж. Она должна была ехать с нами.
Мама что-то сказала о пьесе, которую нужно закончить, и весело предложила нам купить себе новые наряды для этой пугающей поездки.
– Только папе не говорите, ради всего святого!
Через неделю мы втроем отправились в Германию, спешно перегруппировавшись, чтобы скрыть отсутствие недавно отколовшейся от нашей труппы главной актрисы.
– Почему ты не купаешься, Рэйч? – спросил папа, когда мы с ним плескались в бассейне вместе с дочерью Кайзера и его длинноногой второй женой.
Рэйч сидела в тени, с головой уйдя в роман Джеки Коллинз, – думаю, папа именно поэтому к ней и пристал.
– Мне не хочется. У меня… живот болит, па, – ответила она.
Рэйч надеялась, что папа поймет эвфемизм, принятый в нашей школе, где о месячных открыто не говорили.
Папа не понял.
– Рэйчел, тебе пора отказываться от странной философии. Жизнь не строится вокруг твоих желаний. Плавание полезно для твоего… женского здоровья, – неловко закончил он. – Я настоятельно советую тебе искупаться.
Золотая надпись на обложке романа Джеки Коллинз блеснула на солнце, когда Рэйч, забыв о своей ангельской роли белого лебедя, швырнула книжку на землю и в ярости убежала в дом.
– Рэйч, он просто ничего не понимает в месячных, – утешала я сестру, бросившись вслед за ней.
Капли с купальника оставляли мокрые пятна на дорогих коврах Кайзера. Неожиданно мне стало стыдно за свое детское тело, свободное от гормональных всплесков и волосков.
– Знаешь, я так скучаю по маме, – печально сказала Рэйч. – Как мне хотелось бы, чтобы она поехала с нами…
– Рэйчел! – крикнула я, подражая суровому отцовскому тону. – Пора отказываться от странной философии. Жизнь не строится вокруг твоих желаний!
Получилось у меня очень похоже, и Рэйч улыбнулась. Но этого оказалось недостаточно. Мама просто знала, как справляться с такими моментами.
На следующий день мы отправились на прогулку в лес возле дома Кайзера. Папа предложил мне забраться к нему на плечи. Раньше такого не случалось – чувствовалось, что ему хотелось быть настоящим отцом. Но я была просто счастлива. Он поднялся, бормоча что-то о «стоянии на плечах гигантов». Под одобрительные крики он бросился бежать, распевая «Долгую, извилистую дорогу».
– Остановись, папа! – крикнула я, а он продолжал бежать по лесу, увлекшись своими видениями. – Мне страшно!
– Не бойся, детка! – успокоил он меня и тут же споткнулся об упавшую ветку, я перелетела через его голову и грохнулась оземь.
– Пап, ты идиот! – закричала Рэйч, вытирая кровь у меня под носом и выпутывая из моих волос ветки и еловые иголки, а я удивленно смотрела на нее.
Папа виновато похлопал меня по спине, назвал себя «дураком высшей пробы». Элегантно выйти из столь драматичного момента ему никак не удавалось.
Я понимала, что эта неуклюжая попытка быть нормальным отцом его смущает. Он просто не умел совмещать свое абстрактное мышление с чисто семейными обязанностями на прогулке. Без сдерживающего влияния мамы мы все немного запутались. Впрочем, без рационального, аналитического папиного ума мамина импульсивная натура часто превращала мелкие ссоры в настоящие скандалы. Для того чтобы мотор нашей семьи работал ровно и без сбоев, нужны были они оба.
