Вопрос.
Я непонятно объясняю. Я не могу передать. Ладно, вот теперь я правда психую, что тебе уже больно. Прошу, поверь мне. Я же начал разговор о предыстории и о том, что, боюсь, может случиться, как раз потому, что не хочу, чтобы это случилось, да? Потому, что я не хочу внезапно дать заднюю и пытаться исчезнуть после того, как ты от столького отказалась и переехала сюда, когда у меня… когда у нас все стало так серьезно. Я только надеюсь, ты сможешь понять: раз я рассказываю о том, что обычно происходит, то это как бы доказывает, что я не хочу, чтобы это же случилось и с тобой. Что я не хочу становиться вспыльчивым или придирчивым, или отъезжать и пропадать на целые дни, или быть откровенно неверным так, чтобы ты гарантированно узнала, или пользоваться любой другой трусливой подлянкой, какими пользовался раньше, чтобы выбраться из отношений, в которые просто месяцами интенсивного преследования и стараний уговаривал другого человека окунуться вместе со мной. В этом есть какой-то смысл? Ты можешь поверить, что я честно в каком-то смысле пытаюсь тебя уважать, вот так вот предупредив о себе? Что я пытаюсь быть честным, а не нечестным? Что я решил: лучший способ свернуть с паттерна, при котором тебе станет больно и одиноко, а мне так погано на душе, – попытаться быть честным хоть раз? Даже притом, что надо было это сделать раньше? Даже хотя я признаю, что, может быть, ты даже истолкуешь эту мою попытку как нечестную, словно я пытаюсь вроде как нагнать страху, чтобы ты уехала к себе, а я выбрался из отношений? Чего, по-моему, я не хочу, но если быть совершенно честным – я не могу быть на сто процентов уверенным? Рискнуть с тобой? Ты понимаешь? Что я стараюсь любить тебя, как только могу? Что мне страшно, вдруг я вообще не умею любить? Что я боюсь – может, я органически неспособен ни на что, кроме как преследовать, соблазнять и потом сбегать – окунуться с головой, а потом давать заднюю, – что я неспособен быть честным? Что я никогда не стану добивающим? Что я, похоже, психопат? Можешь представить, чего мне стоит все это рассказывать? Что мне страшно, вдруг после того, как я тебе все рассказал, меня так замучают совесть и стыд, что я даже не смогу глаз на тебя поднять или находиться рядом – знать, что ты знаешь обо мне все, и постоянно бояться из-за того, о чем ты все время думаешь? Что даже возможно, что моя честная попытка свернуть с паттерна непоследовательного поведения и отъезда – просто еще один способ отъезда? Или попытка убедить отъехать тебя, раз я тебя уже получил – может, в глубине души я такой трусливый подлец, что даже не хочу идти на обязательство давать заднюю самому, что хочу как-то толкнуть на это тебя?
Вопрос. Вопрос.
Это обоснованные, совершенно понятные вопросы, милая, и, клянусь тебе, я изо всех сил постараюсь ответить на них честно, насколько возможно.
Вопрос…
Но только есть еще одно, что, мне кажется, я должен сперва тебе сказать. Итак, впервые я начинаю с чистого листа, впервые открылся. Мне страшно, но я скажу. Потом будет твоя очередь. Но слушай: это плохо. Боюсь, тебе может стать больно. Это, боюсь, прозвучит совсем плохо. Можешь сделать одолжение и как-то приготовиться, и пообещать не реагировать пару секунд, пока я говорю? Можем поговорить до того, как ты отреагируешь? Обещаешь?
КИ № 48 08/97
ЭППЛТОН, ВИСКОНСИН
В свои апартаменты я их приглашаю на третьем свидании. Важно понимать, что, хотя у нас только третье свидание, между нами должна существовать некая ощутимая близость, благодаря которой я почувствую, что они подчинятся. Возможно, «подчинятся» [сгибает поднятые пальцы, обозначая кавычки] не самое удачное выражение. Я имею в виду, пожалуй, [сгибает поднятые пальцы, обозначая кавычки] подыграют. То есть согласятся на контракт и последующие действия.
Вопрос.
Равно не могу я объяснить и как чувствую эту таинственную близость. Это ощущение, что готовность подчиниться не исключена. Мне однажды рассказывали об австралийской профессии, известной как [сгибает поднятые пальцы] определитель пола цыплят, в…
Вопрос.
Прошу, пока потерпите немного. Определитель пола. Так как курицы имеют куда большую коммерческую ценность, нежели самцы, петухи, кочеты, видимо, чрезвычайно важно определить пол только что вылупившегося цыпленка. Дабы узнать, расходовать ли капитал на уход или нет, понимаете ли. Видимо, петухи на открытом рынке стоят сущие гроши. Однако половые признаки вылупившихся цыплят целиком внутренние, и невооруженным глазом невозможно понять, курица или петух данный цыпленок. Во всяком случае, так мне рассказывали. Однако же профессиональный определитель пола тем не менее может понять. Пол. Он проходит по выводку вылупившихся цыплят, осматривая каждого исключительно на глаз, и сообщает птицеводу, каких цыплят оставить, а какие – петухи. Петухи впоследствии погибают. «Курица, курица, петух, петух, курица» – и так далее и тому подобное. Видимо, в Австралии это имеет место. Профессия. И они почти всегда правы. В догадках. Птица, в которой определили курицу, на самом деле вырастает в курицу и окупает вклад птицевода. Однако чего определитель пола не может, так это объяснить, откуда он знает. Пол. Видимо, часто эта профессия патрилинейная, передается от отца к сыну. Австралия, Новая Зеландия. Дайте ему только что вылупившегося цыпленка – скажем, молодого петуха, – и спросите, откуда он знает, что это петух, и профессиональный определитель пола, видимо, лишь пожмет плечами и скажет: «Как по мне, так это петух». Несомненно добавив «приятель», как мы с вами добавили бы «друг мой» или «сэр».
Вопрос.
Так как я не могу привести более уместной аналогии. Возможно, какое-то таинственное шестое чувство. Не то чтобы лично я прав в ста процентах случаев. Но вы бы удивились. Вот мы на оттоманке, выпиваем, наслаждаемся музыкой, легкой беседой. Имеется в виду, это уже третье свидание, поздний вечер, после ужина и, возможно, фильма или танцев. Я большой любитель потанцевать. На оттоманке мы сидим не рядом. Обычно я на одном конце, а она на другом. Хотя это всего лишь полутораметровая оттоманка. Не самый длинный предмет мебели. Однако суть в том, что между нами нет особой интимности. Неформальная обстановка, но не более. В течение времени, ранее проведенного в обществе друг друга, участвует и играет важную роль сложный язык тела, но не буду утомлять вас деталями. Итак. Когда я почувствую, что момент подходящий – на оттоманке, в комфорте, с напитками, возможно, в аудиоцентре что-то из Лигети, – я скажу, без какого-либо определенного контекста или вступления как таковых: «Что скажешь, если я тебя свяжу?» Всего шесть слов. И только. Кто-то резко отказывает на месте. Но малый процент. Очень малый. Возможно, даже шокирующе малый. Я знаю, что ответят, уже во время вопроса. Почти всегда знаю. Опять же, не могу детально объяснить откуда. Всегда наступает миг полного молчания, давящего. Вам, конечно, известно, что у социального молчания бывают разные текстуры, и эти текстуры сами по себе могут немало сказать. Молчание возникает вне зависимости, откажут мне или нет, был ли я прав по поводу [сгибает поднятые пальцы, обозначая кавычки] курочки или нет. Ее молчание, его вес – совершенно естественная реакция на подобное изменение в текстуре доселе легкой беседы. И здесь внезапно обостряются романтическое напряжение, намеки и язык тела первых трех свиданий. Изначальное или ранние свидания – фантастически богатый материал с психологической точки зрения. Несомненно, вам об этом известно. Как и любой ритуал ухаживания, игра, пока оба присматриваются друг к другу, примеряются. Итак, после моих слов всегда возникает пауза на восемь ударов сердца. Они должны дать вопросу [сгибает пальцы] осесть. Кстати говоря, это выражение моей матери. Дать чему-либо [сгибает пальцы] осесть, и так получилось, что это почти идеально для описания происходящего.
