– Ты ясно дал мне понять, что ты – мой муж, а посему я должна подчиняться твоим решениям. Конечно же, мы с Феликсом останемся в Бергене, вместе с тобой. В этом доме. – Карин повернулась к мужу спиной и направилась к дверям. Возле самой двери она остановилась и немного помолчала. Потом снова развернулась к нему лицом. – Молю Бога, Пип, чтобы ты оказался прав. И да поможет нам Господь в противном случае.
* * *
За пять дней до премьеры концерта Пипа немецкая военная машина обрушилась на Норвегию. Страна, чей торговый флот был почти полностью сосредоточен в проливе Ла-Манш, где норвежцы помогали англичанам в организации блокады, способной обезопасить их от вторжения германских полчищ на территорию Британских островов, оказалась застигнутой врасплох. Норвежцы, несмотря на то, что и армия, и флот вплоть до последнего оставались неукомплектованными, отчаянно защищали порты Осло, Бергена и Трондхейма. Им даже удалось потопить один немецкий корабль с оружием и боеприпасами в Осло-фьорде. Но территорию Норвегии одновременно атаковали с моря, с неба и с суши. Непрерывные бомбардировки сделали свое дело.
Когда началась осада Бергена, Пип с женой и сыном перебрался из центра города в горы, к своим родителям, в их имение Фроскехасет. Все обитатели дома оцепенело молчали, прислушиваясь к незатихающему гулу немецких самолетов в небе, перемежающемуся ответными артиллерийскими залпами с земли.
Пип не смел взглянуть жене в глаза. Он прекрасно знал, что именно прочитает во взгляде Карин. Молча они укладывались в постель и лежали рядом, словно два чужих человека. Наконец, когда молчание стало невыносимым, Пип нашел в темноте руку Карин.
– Карин, – начал он, уставившись в ночной мрак. – Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь?
Последовала долгая пауза. Наконец Карин ответила:
– Но я же должна простить тебя. Ты – мой муж, и я люблю тебя.
– Клянусь тебе, что даже после того, что случилось, нам нечего бояться. Все говорят, что жителям Норвегии ничего не угрожает. Нацисты вторглись в наши пределы только за тем, чтобы защитить и обезопасить свои поставки железной руды из Швеции. Им нет дела ни до тебя, ни до меня.
– Нет, Пип, – устало вздохнула в ответ Карин. – Им всегда есть дело до нас.
* * *
В ближайшие пару дней немецкие оккупационные власти постарались успокоить жителей Бергена. Сказали, что рядовым гражданам нечего опасаться и в скором времени их жизнь вернется в привычное русло. Здание городской ратуши украсилось свастикой, улицы города заполнили военные в нацистской униформе. В ходе боев за город центр Бергена был сильно разрушен. Все концерты были отменены на неопределенное время.
Пип пребывал в отчаянии. Мысль о том, что он подверг жизни жены и маленького сына смертельной опасности, и ради чего? – ради премьеры концерта, которая так никогда и не состоится, эта мысль изводила его денно и нощно. Он уходил из дома и часами бродил по лесу. Потом усаживался на какое-нибудь поваленное дерево и, обхватив голову руками, заливался слезами. Впервые в своей взрослой жизни он плакал, и то были слезы стыда и ужаса.
В один из вечеров их навестили Элле и Бо. Вместе с обитателями Фроскехасет они обсудили сложившуюся ситуацию.
– Я слышала, что король покинул Осло, – сказала Элле Карин. – Говорят, он скрывается где-то на севере. Мы с Бо тоже уезжаем.
– Как? Когда? – воскликнула Карин.
– У Бо есть один приятель, рыбак. Работает в порту. Он пообещал нас и еще нескольких желающих перебросить в Шотландию. Не хочешь отправиться вместе с нами?
Карин украдкой глянула на мужа. Пип был всецело поглощен разговором с отцом.
– Сомневаюсь, чтобы мой муж согласился сдвинуться с места. А разве нам с Феликсом здесь что-то угрожает? Элле, пожалуйста, скажи мне правду. А что по этому поводу думает Бо?
– Никто из нас ничего толком не знает, Карин. Даже если мы доберемся до Великобритании, это еще не гарантия нашей безопасности. Немецкая армия может высадиться на островах и завоевать англичан. Эта война расползается по всей Европе, словно чума. Что же до тебя, то ты замужем за норвежцем, ты лютеранка. Ты кому-нибудь здесь говорила о своем истинном происхождении, о том, что ты еврейка?
– Нет, никому! Только свекру и свекрови.
– Тогда, наверное, тебе все же лучше остаться здесь, рядом с мужем. Ты носишь его фамилию, семья в Бергене известная, я бы даже сказала, знаменитая. И это тоже послужит тебе защитой. У нас с Бо несколько другая ситуация. Нам не за кого спрятаться. Нам остается лишь благодарить Пипа и его родителей за то, что они тогда приютили нас, помогли спастись от погромов. Ведь если бы мы остались тогда в Германии, то… – Элле содрогнулась всем телом. – Мне уже рассказывали обо всех этих лагерях для евреев. Они хватают посреди ночи целые семьи, вывозят людей из домов, и те исчезают бесследно.
Карин тоже была наслышана обо всех этих ужасах.
– Когда вы уезжаете?
– Не скажу. Так будет лучше и для тебя. Как в той пословице, меньше знаешь, крепче спишь… Вдруг и здесь все пойдет плохо. И пожалуйста, Пипу ни слова. И его родителям тоже.
– Значит, скоро?
– Да. И вот еще что, Карин. – Элле схватила подругу за руку. – Нам лучше попрощаться прямо сейчас. Будем надеяться и молиться, чтобы когда-нибудь встретиться снова.
Женщины молча обнялись, в глазах у обеих блестели слезы. Они взялись за руки в знак немой солидарности друг с другом.
– Мой дом будет всегда открыт для тебя, Элле, – прошептала Карин. – Буду ждать от тебя весточки из Шотландии.
– Обещаю, я обязательно напишу тебе. И помни, твой муж – хороший и добрый человек, хотя и ошибся в своих суждениях. Но это и не удивительно. У евреев ведь особый нюх на такие вещи. Они могут предвидеть. Другие всего этого просто не видят и не замечают. Так что прости его, Карин. Он просто не в состоянии понять, что это такое – жить в постоянном страхе.
– Я постараюсь простить его, – ответила Карин.
– Вот и хорошо. – Легкая улыбка скользнула по устам Элле. Она поднялась с дивана и слегка махнула рукой Бо, давая понять, что им пора уходить.
Карин неотрывно смотрела вслед друзьям. Она знала наверняка, чувствовала всем сердцем и душой, что больше они никогда не свидятся.
* * *
Через два дня Карин и Пип отважились спуститься с гор и вернуться к себе домой. Над городом висел дым, пахло гарью от пожарищ. Многие дома вдоль набережной бухты были разрушены огнем артиллерии и в ходе авианалетов.
Картографическая мастерская, в которой трудился Бо, тоже сгорела дотла.
Они оба застыли в немом ужасе, взирая на дымящиеся обломки того, что недавно было домом.
– Неужели они в это время были внутри? – с трудом вымолвил Пип, давясь каждым словом.
– Не знаю, – тихо ответила Карин, помня о том обещании, которое она дала Элле. – Вполне возможно.
