– Да вы смеетесь надо мной, Вильем! – вспылила я, чувствуя, что еще немного, и я расплачусь. – Но с какой стати вы так печетесь обо мне?
– Если бы не нашелся человек, который после смерти Джека буквально силой усадил меня за рояль, то, клянусь вам, я бы никогда в жизни более не притронулся к клавишам. Значит, это карма. А сейчас я просто возвращаю свои долги. Ну пожалуйста, прошу вас!
– Хорошо! Будь по-вашему. После обеда я собираюсь снова наведаться в Тролльхауген. Попытаемся, – уступила я, понимая, что меня попросту загнали в угол.
– Вот и отлично! – Вильем даже в ладоши прихлопнул от удовольствия.
– Но заранее предупреждаю. Вы придете в ужас от моей игры. Да, я играла на церемонии прощания с Тео, но это было совсем другое.
– А вы отнеситесь к этому мероприятию как к такой небольшой прогулке по прекрасному парку, и только. – Вильем поднялся из-за стола. – Итак, жду вас ровно в три.
Я молча проследила за тем, как он удалился. Стройный, ладный… И где в нем только поместился весь тот обильный завтрак, который он только что умял на моих глазах? Наверняка этот человек существует исключительно на одном адреналине. Минут через десять я вернулась к себе в номер, осторожно извлекла из футляра флейту, взяла ее в руки и стала разглядывать со всех сторон, будто передо мной враг, с которым предстоит сразиться.
– Во что я только ввязалась! – пробормотала я вполголоса, собирая отдельные части инструмента воедино и выравнивая его надлежащим образом. Потом настроила флейту и взяла несколько аккордов. После чего попыталась воспроизвести по памяти самое начало сонаты. Для первой попытки получилось совсем неплохо, подумала я рассеянно, вытерла избыток влаги, почистила под клавишами и положила флейту обратно в футляр.
А потом отправилась в город. Совершила длительную пешую прогулку по набережной, зашла в один из магазинчиков, разместившихся в деревянных постройках вдоль берега, и купила там себе норвежский рыбацкий свитер. Температура на дворе падает, а в моем рюкзаке только летние шмотки.
Вернувшись в отель, я снова достала флейту и заказала такси. В машине я спросила у водителя, знает ли он дом под названием Фроскехасет, расположенный как раз по дороге в Мемориальный музей Грига. Водитель сказал, что такого дома он не знает. Но пообещал, что когда мы выедем на дорогу, то будем в четыре глаза читать названия всех домов, мимо которых станем проезжать. И мы таки его вычислили, этот дом! Всего лишь в нескольких минутах ходьбы от той горы, на которой расположился Мемориальный музей Грига. Отпустив такси, я принялась разглядывать красивый деревянный дом кремового цвета, выдержанный в традиционном норвежском стиле. Но, приблизившись к воротам, я поняла, что дом пребывает в изрядном запустении. Краска на стенах облупилась, сад неухожен. Какое-то время я слонялась по улице, не рискуя двинуться дальше. Очень похоже со стороны на грабителя, задумывающего налет. Интересно, кто обитает в этом доме сегодня? А что, если взять и постучать в дверь и все выяснить прямо на месте? Однако я не отважилась на столь дерзкий поступок и направилась прямиком в музей Грига.
По дороге заглянула в кафе, и меня тут же снова начало мутить. После гибели Тео я начисто лишилась аппетита. Даже невооруженным глазом было видно, что за последние недели я сильно похудела. Я еще не была голодна, но все равно заказала бутерброд с тунцом и буквально силком затолкала его в себя.
– Добрый день, Алли! – поздоровался со мной зашедший в кафе Эрлинг, который сразу же заметил меня за столиком в самом дальнем углу зала. – Слышал, у вас сегодня намечается репетиция сразу же после концерта?
– Если вы не станете возражать, Эрлинг.
– Я никогда не возражаю против того, чтобы здесь звучала хорошая музыка, – заверил меня директор музея. – Ну что нового прочитали о жизни Йенса Халворсена?
– Между прочим, сегодня ночью я дочитала книгу до конца. И только что видела дом, в котором они с Анной жили, когда перебрались в Берген.
– Даже так? А сейчас в этом доме живет Том Халворсен, биограф и праправнук Анны и Йенса. Так вы полагаете, что тоже связаны какими-то родственными узами с семейством Халворсен?
– Если даже это и так, то пока я просто не вижу, каким именно образом я связана со всеми этими людьми. Во всяком случае, пока не вижу.
– Что ж, быть может, Том сумеет пролить немного света на вашу загадку, когда вернется домой из Нью-Йорка. Кстати, он будет в Бергене уже в конце недели. Вы собираетесь на концерт Вильема?
– Да. Он очень талантливый пианист, не правда ли?
– Согласен. К тому же недавно пережил большое личное горе. Но наверняка он вам сам рассказывал об этом. Впрочем, испытания лишь закалили его характер, сделали более совершенной его исполнительскую технику. Трагедии в жизни человека, они ведь как? Либо убивают тебя, либо исцеляют. Ну вы понимаете, что я имею в виду.
– Еще как понимаю, – прочувствованно ответила я.
– Тогда до встречи, Алли. – Эрлинг попрощался со мной кивком головы и вышел из кафе.
Спустя полчаса я снова сидела в концертном зале мемориального музея и слушала игру Вильема. На сей раз он исполнял редко звучащую пьесу Эдварда Грига «Настроения». Это произведение было написано композитором в самом конце его жизни, когда из-за болезни он практически не покидал дом. Но все же кое-как, ковыляя и спотыкаясь на каждом шагу, добредал до своей хижины, в которой творил. Вильем играл выше всяческих похвал, и я снова задалась вопросом: какого черта я вообще согласилась выступать в паре с таким выдающимся пианистом? Впрочем, ведь он сам предложил мне выступить в дуэте с ним.
После бурных и продолжительных аплодисментов, последовавших в конце выступления, Вильем поманил меня к себе на сцену. Заметно нервничая, я поднялась к нему.
– Никогда прежде не слышала этой музыки, – призналась я. – Прекрасная музыка, и ваше исполнение тоже выше всяких похвал.
– Благодарю! – Он куртуазно поклонился мне, потом сделал шаг назад и стал внимательно разглядывать меня. – Алли, вы белая как мел. Однако не будем тянуть и начнем прямо сейчас. Ладно? Иначе вы передумаете и броситесь от меня наутек.
– Сюда не станут заглядывать всяческие любопытствующие? – немедленно поинтересовалась я, опасливо глянув на двери в самом конце зала.
– Ради всех святых, Алли! Уж не начинается ли у вас паранойя? Хотя я и сам подвержен таким приступам.
– Простите меня, – виновато пробормотала я, достала из футляра флейту, собрала ее и поднесла к губам в ожидании того момента, как Вильем даст знак начинать. Честно говоря, потом я даже испытала некий прилив гордости. Еще бы! Ведь я продержалась целых двенадцать минут и нигде не сфальшивила. Ни единого разу! Правда, помог безупречный аккомпанемент. Вильем просто интуитивно чувствовал, где и как надо подыграть мне. Да и «Стейнвей» не подвел. Звучание рояля тоже было превосходным.
Закончив играть, Вильем стал аплодировать мне. Звуки аплодисментов эхом разнеслись по пустому залу.
