Но Анна уже успела остыть после своего гневного выпада. Она даже сумела вникнуть в суть того, что говорил ей Йенс. Более того, она поняла его доводы.
– Ах, Йенс! Не нужны мне никакие пышные свадьбы… Правда! Единственное, чего я хочу, так это стать твоей законной женой.
– Что ж, если то, что ты только что сказала мне, действительно правда, тогда мы поженимся немедленно. Хотя девочкой – увы! – ты наверняка мечтала о другой свадьбе.
– Мечтала! – Анна снова нервно сглотнула слюну при мысли о том, что на церемонии их с Йенсом бракосочетания не будет никого из ее родных. Ни мамы, ни папы, ни Кнута с Сигрид. И церковную службу будет вести не пастор Эрслев. И не суждено Анне быть увенчанной их деревенской короной для новобрачной. – Но теперь все это уже не имеет значения.
Йенс снова уселся на постель и нежно поцеловал Анну.
– Тогда мы идем к твоему пастору и назначаем точную дату нашего венчания.
32
Церемония венчания в церкви Святого Фомы была краткой, предельно простой и без свидетелей. На Анне было простенькое белое платье, которое она купила на деньги фрекен Олсдаттер специально для этого мероприятия. Волосы Анна украсила несколькими белыми цветами. Пастор Мейер сердечно улыбался новобрачным, когда они произносили слова клятвы, которая должна была отныне и навеки связать их жизни.
– Ja, ich will, – поспешно повторил каждый из них, отвечая на вопрос священника о том, хочет ли он и она взять себе в спутники жизни того, с кем сейчас стоит рядом. После чего Йенс уверенным движением надел ей на палец простое обручальное кольцо, доставшееся ему от бабушки. Анна закрыла глаза, когда жених запечатлел на ее устах целомудренный поцелуй, чувствуя облегчение от того, что наконец-то она законная жена в глазах Господа. Вполне возможно, Господь даже простит ее за все содеянное.
Потом состоялась небольшая свадебная вечеринка в пивном погребке «Биркиллер». При появлении молодых приятели Йенса из числа музыкантов экспромтом исполнили для них свадебный марш, а остальные гости вскинули в приветствии свои кубки с пивом. За трапезой, когда подали традиционный немецкий суп для новобрачных, Анна вдруг почувствовала, как рука Йенса крепко сжала ее коленку. Какое счастье, подумала Анна, что благодаря усилиям герра Хогарта она сейчас может даже немного пошутить с друзьями Йенса, которые наперебой пили за здоровье молодых. Можно сказать, что она уже почти стала своей в этом незнакомом и все еще чужом для нее мире.
Когда вечером они поднимались по лестнице к себе в номер, пальцы Йенса вдруг впились в самый низ ее позвоночника. Волна радостного возбуждения тут же пробежала по всему ее телу. Что-то еще будет впереди?
– Смотрю на тебя и не могу насмотреться! – прошептал он страстным шепотом, с горящими от желания глазами, едва закрыв за собой дверь. – Ты такая хрупкая, такая невинная… Само совершенство! – После этих слов он заключил Анну в свои объятия и стал обшаривать руками ее тело. – Я должен взять свою жену! – шепнул он ей на ухо, потом поднял ее личико за подбородок, притянул к себе и поцеловал. – И я еще искал утешения где-то на стороне. Дурак набитый!
При последних словах Анна слегка отпрянула от него.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего, дорогая, ровным счетом ничего… Я лишь хочу сказать, что я хочу тебя. Только и всего!
И прежде чем она успела ответить, он снова принялся целовать ее, ласкать ее спину, бедра, грудь… Все остальное тоже случилось естественно, как само собой разумеющееся. Он сорвал с нее одежду, и рухнули все барьеры, разделяющие их, чтобы они наконец могли стать одной плотью. Йенс бережно положил ее на кровать, быстро разделся сам и лег сверху. Анна осторожно прошлась руками по напрягшимся мускулам на его спине. И когда наконец он вошел в нее, она поняла, что уже давно была готова к этому акту соития, с того самого момента, как впервые увидела его.
Конечно, сам процесс был для нее довольно необычным и даже немного странным, но, когда Йенс, сопя и вздыхая, откинулся на подушку рядом с ней, Анна тут же пристроила головку у него на плече, а сама подумала, что все эти страшные истории о первой брачной ночи, которые ей довелось в свое время услышать от подружек, – полная чушь. А сейчас важно другое. Он наконец-то стал ее, а она отныне принадлежит ему.
* * *
Все последующие недели Йенс исправно являлся к ужину. Оба они торопились поскорее разделаться с едой и тут же бежали к себе в комнату. Очень скоро Анна поняла, что ее муж – искусный и опытный любовник. Он постепенно раскрепощался в общении с нею, да и она тоже позволяла себе расслабиться, с удовольствием отдаваясь его любовным ласкам. А потому каждая ночь становилась для них неповторимой, удивительной, красочной, таким чудесным и увлекательным путешествием в страну любви. То одиночество, которым терзалась Анна все последние месяцы, ушло, безвозвратно кануло в Лету. Сейчас она в полной мере осознала, какая большая разница между понятием «друг» и понятием «любовник». И кажется, они даже поменялись ролями с Йенсом, ибо сейчас уже она все время жаждала его ласк, его прикосновений к своему телу.
– Ну ты, женушка, даешь! – воскликнул он как-то ночью, откидываясь в изнеможении на подушку рядом с Анной. – Я уже начинаю жалеть, что приобщил тебя к этой новой для тебя игре. А ты, моя родная, поистине ненасытна!
И она действительно была ненасытна. Потому что именно в эти моменты Йенс полностью принадлежал ей. Когда утром он высвобождался из кольца ее рук и одевался, чтобы бежать в консерваторию, Анна видела, как неуловимо меняется выражение его лица. Его мысли уже блуждали совсем в ином мире, далеком от нее. Тогда она взялась провожать мужа до консерватории. Там он наспех обнимал ее, говорил, что любит, и тут же исчезал за дверьми. Другая жизнь, другой мир поглощали его без остатка.
«Мой враг», – иногда мысленно восклицала она в сердцах, глядя на здание консерватории, а потом медленно брела обратно домой.
От зорких глаз герра Хогарта не укрылось то, какой пружинисто легкой стала походка Анны в последнее время, как лучезарно она улыбается ему, здороваясь по утрам, когда у них начинался очередной урок.
– Вы сейчас выглядите абсолютно счастливой, фру Халворсен, и я искренне рад этому, – заметил он однажды в разговоре с ней.
Избыток позитивных эмоций повлиял и на ее успехи в освоении немецкого, а они были уже заметны даже невооруженным глазом. Анна начала говорить уверенно и свободно, что не могло не вызывать одобрения герра Хогарта. Да у нее и у самой появилось такое чувство, будто каждое новое слово, которое она заучивала на уроках, тянуло за собой, словно на веревочке, целую вереницу других слов.
Для себя она тоже кое-что решила. Не будет она больше сидеть и ждать, пока Йенс отыщет для нее подходящее место певицы. Анна написала письмо Эдварду Григу. Рассказала ему о своем переезде в Лейпциг, а также попросила о содействии. Вдруг у него здесь есть знакомые, которые могли бы прослушать ее? По ее просьбе Йенс узнал в консерватории адрес лейпцигского издателя произведений Грига, господина К. Э. Питерса. Отыскав на улице Талстрабе дом под номером десять, Анна вручила свое письмо какому-то молодому человеку, обслуживающему покупателей в нотном магазине на первом этаже. И с тех пор каждый вечер, ложась спать, она исправно молилась о том, чтобы письмо благополучно дошло до адресата и чтобы маэстро Григ ответил ей.
