– Да… Ты прав. – Анна вытерла слезы с глаз. – Я просто не в себе немного. А еще зла на герра Байера за то, что тебя так наказали из-за меня.
– Не расстраивайся, не надо. В конце концов, все идет по плану. Я же все равно собирался уезжать. Просто весь процесс ускорился, только и всего. Герр Байер был очень зол на тебя, любовь моя?
– Нет, он вообще не злился. Только сказал, что не хочет, чтобы я загубила свою жизнь, оставшись с тобой. И добавил, что ради собственного блага я не должна видеться с тобой впредь.
– И поэтому меня таким бесцеремонным образом вышвырнули вон из оркестровой ямы. И что ты сейчас собираешься делать?
– Герр Байер дал мне день на размышления. Но как он может! Как он посмел так грубо вмешиваться в нашу с тобой жизнь!
– Да, мы с тобой оказались в положении хуже некуда. – Йенс тяжело вздохнул. – Что ж, я уезжаю завтра. Занятия в консерватории начались всего лишь две недели назад. Так что я немного пропустил. А ты, если захочешь, приедешь в Лейпциг и присоединишься ко мне уже после того, как завершится показ всех спектаклей «Пер Гюнт».
– Йенс, после того, что они сделали с тобой, я никогда более не переступлю порог театра. Никогда! – Анну даже передернуло от возмущения. – Я поеду с тобой прямо сейчас.
Йенс бросил на нее изумленный взгляд.
– Ты полагаешь, Анна, что это разумный шаг? Ведь если ты покинешь театр до завершения сезона, то ты уже никогда не сможешь более выступать на подмостках Театра Христиании. Твое имя навечно занесут в черные списки. Впрочем, как и мое.
– А я и сама не захочу там больше появляться, – с жаром возразила она. Глаза ее сверкали от негодования. – Я никогда и никому не позволю, как бы ни был этот человек влиятелен и богат, обращаться со мной так, будто я его собственность.
Йенс издал короткий смешок. Воинственность Анны откровенно позабавила его.
– Вот ты какая боевая! Вижу, что под милой и нежной оболочкой скромницы и тихони скрывается самая настоящая смутьянка. Я прав?
– Такой уж меня воспитали… Чтобы уметь отличать хорошее от плохого. А я прекрасно понимаю, что с тобой они сейчас обошлись плохо. Очень плохо.
– Ты права, любовь моя. Но, к большому сожалению, мы не в силах что-то изменить. А потому, Анна, со всей ответственностью предупреждаю тебя еще раз. Как бы велико ни было твое негодование, хорошенько подумай, прежде чем уехать вместе со мной завтра. Я не хочу стать причиной краха твоей театральной карьеры. И знай, – он жестом приказал ей замолчать, увидев, что она уже открыла рот, чтобы возразить ему, – я говорю это вовсе не потому, что не хочу, чтобы ты поехала вместе со мной. Но подумай сама. Завтра мы ступим на паром, который доставит нас в Гамбург, потом сядем на ночной поезд до Лейпцига. А ведь мы оба и понятия не имеем пока, куда нам преклонить свои головы по прибытии туда. Мы даже не знаем, зачислят ли меня в консерваторию.
– Конечно, зачислят, Йенс. Ведь у тебя же есть рекомендательное письмо от самого маэстро Грига.
– Да, письмо имеется. И вполне возможно, меня примут в консерваторию. Но в любом случае не забывай: я – мужчина и могу переносить всяческие физические лишения, а ты – молодая девушка, и у тебя есть… свои потребности.
– Да, но эта молодая девушка родилась и выросла в деревне. А туалет в доме увидела, лишь когда попала в Христианию, – возразила Анна. – Честное слово, Йенс, у меня такое чувство, что ты стараешься изо всех сил, чтобы уговорить меня не ехать с тобой.
– Ничего я не стараюсь. Но потом не говори, что я тебя ни о чем не предупреждал, ладно? – Неожиданно он улыбнулся. – Что ж, я действительно старался, как мог, чтобы переубедить тебя, но ты, любовь моя, отказалась внимать голосу разума. Во всяком случае, совесть моя чиста. Завтра на рассвете мы уезжаем. Приходи сюда, Анна. Будем держаться вместе, черпать силы друг у друга. Мы с тобой ввязываемся в очень рискованное предприятие, и впереди нас ждет еще много испытаний.
Йенс поцеловал Анну, и его поцелуй мгновенно растопил все ее сомнения. Что из того, что он пытался отговорить ее? Он же хотел как лучше. Думал о ее благе. Но вот наконец их уста разъединились, и Анна положила голову на грудь возлюбленному, а тот стал ласково гладить ее волосы.
– И вот что еще мы должны с тобой обсудить, дорогая. В дороге мы будем выдавать себя за супружескую пару. И в Лейпциге тоже. Уже завтра утром в глазах всех окружающих ты станешь фру Халворсен. Иначе ни один уважающий себя хозяин дома не сдаст нам квартиру, особенно если поймет, что имеет дело с обычной любовной парочкой. Что скажешь на это?
– Скажу, что мы должны будем пожениться сразу же по приезде в Лейпциг. Я не смогу допустить… любые… – Голос ее сорвался, и она сконфуженно умолкла.
– Разумеется, мы поженимся, Анна. И, пожалуйста, не волнуйся. Даже если нам придется ночевать в одной постели, верь, я поведу себя как порядочный человек. Никаких поползновений с моей стороны. А сейчас… – Йенс выскочил из комнаты и через короткое время вернулся с небольшой бархатной коробочкой в руке. – Отныне ты будешь носить вот это. Это обручальное кольцо моей бабушки. Мама вручила его мне перед тем, как я покинул дом. Сказала, что я могу продать кольцо, если мне вдруг понадобятся деньги. Можно я надену его тебе на палец?
Анна молча смотрела на тоненькое золотое колечко. Нет, совсем не о такой свадьбе она когда-то мечтала. Но приходится принимать жизнь такой, какая она есть.
– Я люблю вас, фру Халворсен. – С этими словами Йенс осторожно надел кольцо на ее палец. – Обещаю, в Лейпциге мы с тобой поженимся по-настоящему. А сейчас тебе пора домой, чтобы приготовиться к завтрашнему отъезду. Сможешь приехать ко мне в шесть утра?
– Смогу, – твердо пообещала она, направляясь к дверям. – Маловероятно, что я вообще смогу сегодня заснуть.
– Анна, а деньги хоть какие-то у тебя есть?
– Нет, денег у меня нет. – Она слегка прикусила губу. – Едва ли после всего случившегося я стану просить у герра Байера, чтобы он отдал мою зарплату. Да и неправильно все это будет. Ведь я страшно подвела его. И других тоже.
– Тогда заживем мы с тобой, как двое бездомных нищих. Но не беда. Рано или поздно мы все же встанем на ноги, я думаю.
– Конечно, встанем. Спокойной ночи, Йенс, – тихо обронила в ответ Анна.
– Спокойной ночи, любовь моя.
* * *
Когда Анна вернулась домой, в квартире царила тишина. Крадучись Анна стала пробираться по коридору к себе в комнату, но в эту минуту заметила встревоженное лицо фрекен Олсдаттер, выглядывавшее из-за дверей.
– Я тут вся испереживалась, Анна, – прошептала она, делая ей шаг навстречу. – Слава богу, что герр Байер сегодня рано отправился на покой. Вечером жаловался, что у него озноб. Где вы пропадали?
– Я была в городе, – ответила Анна, берясь за дверную ручку, намереваясь поскорее войти к себе в комнату. Больше она ни перед кем не станет отчитываться.
