Байяру требуется несколько секунд, чтобы переварить информацию.
Несколько секунд, не больше, чтобы затем встать в позу легавого с единственным вопросом, который легавый должен задать: «С чего это?»
«Потому что он позавчера победил», – отвечает второй японец.
Итальянец, которого побил Симон, – очень влиятельный неаполитанский политик, он не смирился с поражением. Известно ли Байяру о нападении после приема в Ка Реццонико? Неаполитанец поручил своим сбирам сделать так, чтобы Симон не смог участвовать в состязании, потому что опасался его, а теперь, проиграв, решил отомстить.
Байяр провожает взглядом удаляющийся вапоретто. Он быстро оценивает ситуацию, оглядывается по сторонам, видит бронзовую статую какого-то… генерала, что ли (с пышными усами), видит фасад отеля «Даниели», видит лодки, пришвартованные к набережной. Видит гондольера в гондоле, ждущего туристов.
Он запрыгивает в гондолу вместе с японцами. Гондольер не особенно удивлен и, встречая их, что-то напевает по-итальянски, однако Байяр велит ему:
– Давай за вапоретто!
Гондольер делает вид, что не понял, тогда Байяр достает пачку лир, и тот начинает орудовать кормовым веслом.
Вапоретто оторвался уже метров на триста, а мобильных телефонов в 1981 году еще нет.
Гондольер удивлен: странно, вапоретто идет не туда, он движется к Мурано.
Речной трамвай отклонился от маршрута.
Симон на борту ни о чем не подозревает, потому что пассажиры практически сплошь туристы и не знают дороги, так что, за исключением пары-тройки итальянцев, которые препираются с кондуктором (на итальянском), никто и не догадывается, что взят неверный курс. Один скандалящий итальянец никого не впечатляет, пассажиры думают, что это такой фольклор, и вапоретто причаливает к острову Мурано.
Сильно отставшая гондола Байяра пытается наверстать время, комиссар и японцы подгоняют гондольера, чтобы быстрее греб, выкрикивают имя Симона, хотят предупредить, но катер слишком далеко, а Симону обращать на них внимание нет причин.
Зато спиной он вдруг чувствует острие ножа и слышит, как сзади произносят: «Prego». Он понимает, что придется сойти. И подчиняется. Туристы, спешащие на самолет, ножа не видят, и вапоретто отправляется дальше.
Симон на набережной, он уверен, что сзади троица, напавшая на него в масках недавним вечером.
Его вталкивают в одну из стеклодувных мастерских, выходящих прямо на набережную. Внутри мастер разминает кусок стеклянной массы, только что из печи, и Симон завороженно следит, как вязкий шар надувается, вытягивается, обретает форму: всего несколько взмахов инструментами – и появляется фигурка вздыбленной лошади.
Возле печи – пузатый мужчина в непарном костюме, с залысиной; Симон его узнает: это его соперник из «Ла Фениче».
«Benvenuto!»
[493]
Симон лицом к лицу с неаполитанцем, его окружили три сбира. Стеклодув бесстрастно продолжает делать лошадок.
«Bravo! Bravo! Хотел лично тебя поздравить перед отъездом. Палладио – ловкий ход. Простой, но ловкий. И Порция тоже. Меня-то это не убедило, но судей – да, vero? О, Шекспир… Надо было мне сказать о Висконти… Видел „Чувство“? Про иностранца в Венеции, для которого все очень плохо заканчивается».
Неаполитанец подходит к стеклодуву, который деловито превращает текучую массу во вторую лошадку. Достает сигару, поджигает ее от раскаленного стекла и поворачивается к Симону с нехорошей улыбкой.
«Не хочу, чтобы ты уехал, не получив от меня скромный сувенир. Как это по-французски сказать? „Воздать по заслугам“, si?»
Один из сбиров крепко держит Симона сзади за голову, не давая шевельнуться. Симон пытается вырваться, но второй бьет его под дых так, что ему не набрать воздуха, а третий хватает за правую руку.
Все пихают Симона вперед, сбивают с ног и вытягивают его руку на ремесленном столе. Стеклянные лошадки падают на пол и разбиваются. Стеклодув отпрянул, но, судя по всему, он не удивлен. Симон встречается с ним взглядом, по выражению глаз понимает, что этому человеку сделали предложение, от которого нельзя отказаться, и начинает паниковать: он орет и бьется, но крик – непроизвольный, ведь помощи ждать неоткуда, он не знает, что подкрепление на подходе, что Байяр с японцами догоняют его на гондоле и обещали гондольеру заплатить втройне, если он домчит их быстрее ветра.
«Che dito?»
[494] – спрашивает стеклодув.
Чтобы было быстрее, Байяр и японцы гребут вместо весел своими чемоданами, да и сам гондольер пыхтит изо всех сил, ведь даже не зная, из-за чего весь сыр-бор, он понял, что дело серьезное.
«Какой палец? – спрашивает неаполитанец Симона. – Сам выберешь?»
Симон брыкается, как конь, но троица твердо держит его руку на столе. Вопрос, не персонаж ли он романа, отпал, сейчас им движет инстинкт самосохранения, он отчаянно пытается вырваться, но не может.
Гондола наконец причаливает, Байяр швыряет гондольеру все свои пачки лир и выпрыгивает на набережную вместе с японцами, но перед ними линия стеклодувных мастерских, и они не знают, куда повели Симона, поэтому суются по очереди во все подряд, окликая рабочих, продавцов, туристов, но Симона никто не видел.
Неаполитанец затягивается и приказывает: «Tutta la mano»
[495].
Стеклодув меняет щипцы на более массивные и перехватывает запястье Симона.
Ворвавшись в первую мастерскую, Байяр и японцы должны описать итальянцам молодого француза, но их не понимают – слишком быстро они тараторят, тогда Байяр выскакивает наружу и бросается в соседние двери, но там француза тоже никто не видел; комиссар прекрасно знает, что вот так, сломя голову, следствие не ведут, однако интуиция ищейки подсказывает, что мешкать в такой ситуации нельзя, даже если не знаешь всех обстоятельств, и он кидается из мастерской в мастерскую, из лавки в лавку…
Он не успел: разрывая мышцы и сухожилия и дробя кости, стеклодув смыкает щипцы на запястье Симона, пока оно не ломается со зловещим хрустом; правая кисть отрывается от руки, и ее заливает фонтаном крови.
Неаполитанец смотрит на искалеченного соперника, рухнувшего на пол, и пару секунд словно колеблется.
Хватит ли этого для сатисфакции?
Он снова затягивается, выдувает несколько колец и произносит: «Andiamo»
[496].
Услыхав крик Симона, Байяр и японцы вздрагивают – они наконец нашли нужную мастерскую, где видят, как он, без сознания, истекает кровью среди разбитых лошадок.
Байяр знает, что нельзя терять ни секунды. Он ищет оторванную руку – и не находит, шарит взглядом по полу, но там только осколки лошадок, которые ломаются под его подошвами. Ясно, что если в ближайшие несколько минут ничего не сделать, Симон умрет от потери крови.
