Роза нахмурилась.
– Я по работе, сослуживец, – с запинкой произнес Упи.
“А я – реклама хозяйственного магазина”, – подумал картонный Тойво.
Онни предложил нарезать хлеб. Он начал с заточки ножа. Он всегда с этого начинал. Лезвие со скрежетом заскользило по точильному камню, и по спине Розы пробежала холодная дрожь. Все проголодались, поэтому, отложив другие дела, занялись приготовлением еды. Когда Роза поднялась наполнить кастрюлю водой, она заметила, что ее отец застыл на месте, уставившись на Онни, который, обеспокоенный его пристальным взглядом, пытался так тщательно соскрести ножом остатки соуса со дна тарелки, чтобы на ней не осталось ни пятнышка.
– Точно, я знаю, кто ты! – обвинительным тоном сказал отец.
Онни смутился и покраснел, но не смог ничего сказать в ответ. Он почувствовал вдруг, что отец Розы знает что-то, чего он и сам не знал. Старик знает, кто я! Над столом возникло нечто вроде светящегося кольца – напоминающее эффект гало.
Роза изумленно посмотрела на отца. В то время как она своими силами пыталась разгадать загадку способностей Онни, оказалось, что ее впавший в маразм отец все знает. Он все время знал на нее ответ!
– Я знаю, кто ты! – повторил отец, повышая голос. Он либо сразу же забыл, что уже говорил это, либо же истолковал общее молчание таким образом, что остальные его прежде не поняли. Онни был подавлен этим экзистенциальным нажимом. По крайней мере уже трижды за эту зиму вопрос: “Кто я такой?” – возникал перед ним, будучи требовательным и непостижимым.
Роза видела, что из Онни в ближайшее время невозможно будет вытащить ни слова, а может быть, и в будущем тоже.
– Папа, ты знаешь Онни? – Она хотела это знать.
Упи тоже выглядел удивленным. Неужели он упустил какую-то связь? Рука Упи ощупала внутренний карман пиджака. Плоская бутылочка была на месте.
Арво даже не взглянул на дочь, его взгляд был прикован к Онни, который все более пунцовел и смущался.
– Ты нарочно это делаешь, да? – рявкнул Арво на Онни и затем, уже мягче, ответил Розе: – Это аквалангист из телевизора.
Онни подтвердил сказанное активными кивками.
– Что? – Роза с изумлением повернулась в Онни. – И что же он якобы сделал?
– “Снова собирается шторм”. Вот что он сделал, – сказал Арво с упреком. – Много месяцев я болтался в гавани, ожидая, что попаду в открытое море, но нет – шторм за штормом, шторм за штормом. Хватит уже, черт возьми!
– Простите? – смог выдавить из себя Онни. Остальные молчали. На лбу Онни собрались страдальческие складки. Эффект гало стал теперь огромным и ослепительным. Онни почувствовал себя так, как будто находился в комнате для допросов. Очевидно.
– Папа, он тут ни при чем! – стала настаивать Роза. – Была плохая погода, с этим никто ничего не мог поделать. Я среди них – единственно разумный человек.
Арво сурово посмотрел на дочь.
– Если бы ты научилась как следует вязать узлы, кнехты остались бы на месте. А теперь ушло пол-лета на ремонт бортов. Чья же в этом может быть вина?
– Давайте достанем фрукты на десерт, – увильнула от ответа Роза, – и успокоимся.
– Такова уж карта погоды, карта погоды! – огрызнулся Арво в сторону Онни, но затем в изнеможении опустился на стул, погрузился в свои мысли и, судя по всему, совершенно забыл об инциденте.
Онни, по-видимому, нервничал и долго хранил молчание, думая о чем-то неведомом: умеренная, более мягкая, завтра – теплая сухая, завтра же – теплая и сухая! Его сердце начало учащенно биться.
После еды Роза аккуратно сложила картонного Тойво и отнесла на помойку, положив в контейнер для бумаги и картона.
– Спасибо, Тойво, – сказала Роза, – за то, что ты был рядом, когда никого другого не оказалось.
Затем она повезла отца обратно в дом для престарелых.
– С таким мотором на этой лодке никуда, к черту, не доберешься!
Отец плыл по Архипелаговому морю и, раскачиваясь, двигался по направлению к креслу-качалке. Волны плескались, и паруса трещали в его голове так, что ноги могли оказаться в любой части света.
Роза помогла ему сесть.
– Папа… Мне нужно сказать тебе одну важную вещь.
Отец вцепился в подлокотники кресла-качалки, боясь в любой момент бултыхнуться в море.
– Спасибо, папа, что заботился обо мне все эти годы, – сумела произнести Роза.
Она безуспешно старалась поймать рассеянный, направленный в пол взгляд отца. Тогда она осторожно, взяв за подбородок двумя пальцами, приподняла его голову, как это советовали делать на занятиях по оказанию первой помощи.
– Ты хорошо заботился обо мне.
Это было не совсем так, но это было то, что решила сказать Роза. Те слова, что она выбрала.
– Ты никак не научишься по-человечески вязать узлы, – упрекнул ее отец.
В этом (и в этом тоже) отец был не прав. Роза сумела завязать свою жизнь большими мертвыми узлами – из-за чего их распутывание всегда оказывалось долгим и трудным.
– Сапоги полны воды, – буркнул отец.
“Теперь я могу все высказать отцу, – подумала Роза. – Или по крайней мере высказать все себе”. Роза посмотрела на ноги отца. Ноги были в уютных тапках фирмы “Рейно”, а вокруг тапок расплылись желтоватые лужицы.
– Пойдем в душ.
Они обошлись бы и без прощания. Распрощаться следовало бы давным-давно, еще до того, когда был поставлен диагноз. Отец был утопающим, которого больше никто не считал способным забраться обратно в лодку, обратно – в летнее Балтийское море, обратно – в солнечный Айристо 1960-х, в то время, которое когда-то реально существовало.
Нет спортивной обуви, нет обгоревшей шеи, нет золотистых волосков на руках.
И отец уже не тот, и Балтийское море уже не то. Если ты пытался, находясь в Балтийском море, полюбоваться картиной облачного неба, то оказывался с глазу на глаз с последствиями нашего образа жизни. Возможно, и была малая милость в том, что отца спасла от плавания “каша” из водорослей в голове.
Роза закрыла за собой двери дома для престарелых и задержалась на минутку на пороге, глядя на блестевший в лучах весеннего света автомобиль, внутри которого сидели, поджидая ее, две обособленные фигуры. Потом она пошла к машине, уселась на водительское сиденье, включила зажигание и поехала искать заправку с кафе. Там она купила кофе с товарным знаком “Справедливая торговля”. Когда же Упи пообещал прямиком направиться пить кофе в находящуюся напротив А-клинику, Роза попрощалась.
– Берегите себя, – сказала Роза. – Завтра я оставлю машину на паркинге.
У Упи возникло желание обменяться с ней французским поцелуем.
АРОМАТ ТОЛЬКО ЧТО СВАРЕННОГО КОФЕ был божественным, датский сэндвич радовал своим отменным вкусом. Взгляд Лауры скользил по живописной поверхности Балтийского моря. В защищенном от ветра месте было по-весеннему тепло, однако вокруг форта Кристиансо плескалась бесконечная перекрестная волна. На горизонте проступал в синеве берег Сконе. Лаура глубоко вздохнула: “Как же легко было начать новую жизнь!” После того как она приняла решение, все казалось таким приятным и удобным. Даже старые кроссовки, которые до того растоптались, что стали теперь вовсе ни на что не годны.
