Чтобы в большом, чужом для него городе Максимилиан не чувствовал себя слишком одиноко, семья поручила его заботам Делароша, каноника собора Нотр-Дам, который, по словам Шарлотты, полюбил ее брата; когда через два Года каноник скончался, Максимилиан тяжело пережил эту потерю. За время учебы Робеспьера постигли еще две утраты: в 1778 году скончался его дед, Жак Карро, а в 1780-м неожиданно умерла его восемнадцатилетняя сестра Анриетта. «...наше детство было омыто слезами, ибо едва ли не каждый год мы теряли дорогого нам человека. Трудно даже представить себе, сколь глубокое воздействие оказало это роковое стечение обстоятельств на характер Максимилиана; он стал задумчив и печален», — пишет Шарлотта. Ей вторят и Пруар, и Галарт де Монжуа, подчеркивающие, что Максимилиан жил словно в раковине, проводил все время за книгами и не стремился общаться ни с товарищами, ни с преподавателями.
Вместе с Максимилианом учились те, кто впоследствии сыграет заметную роль в революции: Франсуа Луи Сюло, редактор роялистского листка (убит во время народного восстания 10 августа); Дюпор дю Тертр и Пьер Анри Лебрен, министры-жирондисты (обвиненные в заговоре, сложат головы на гильотине); друг Робеспьера журналист и депутат Конвента Камилл Демулен, депутат Конвента Станислас Фрерон, монтаньяр, взяточник, термидорианец, политический хамелеон. Впоследствии Фрерон даст своему бывшему соученику вот такую характеристику: «Он был таков, каким мы знали его в коллеже: печальным, желчным, мрачным, ревниво относившимся к успехам своих товарищей. Он никогда не участвовал в их играх; всегда ходил один, задумчивый, с болезненным видом. Он не был похож на своих сверстников... Никакой искренности, никакой самоотверженности, только упорство, переходящее в упрямство и невероятное самолюбие. Не помню, чтобы когда-либо видел его смеющимся. Он долго помнил обиды. Он был мстителен и готов на предательство, но умело скрывал свои чувства». Однако насколько можно верить Фрерону?
Возможно, в одиночку Максимилиан легче переживал утраты близких, равно как и свое зависимое от благотворительности положение, которое его наверняка не удовлетворяло; но что он мог сделать, кроме как учиться еще лучше? В коллеже скоро привыкли, что этот не в меру серьезный отрок каждый год получал награды за высокие показатели в учебе, и никто из соучеников даже не пытался растормошить его, оторвать от книг. Разве что «пылкий, храбрый, безрассудный и нескромный» Демулен, единственный из учеников коллежа, к которому Максимилиан испытывал дружескую симпатию. Однако, по мнению многих, Максимилиан считал, что его младший друг, «уродливый заика» Камилл наделен избытком непосредственности, а потому «нуждается в разумном руководстве», дабы «сокровища его души не растрачивались попусту». Возможно, аббат Пруар действительно был прав, когда писал об ученике коллежа Робеспьере: «Неспособный поддерживать дружбу, он так и не завел себе друга, у него всегда были только сообщники... Мало кто мог выносить его общество».
Похвалы преподавателей, подпитывавшие честолюбие Робеспьера, одновременно взращивали в нем смешной и в то же время опасный порок — тщеславие. Поэтому, когда ему как лучшему ученику поручили приветствовать короля, он, скорее всего, возгордился оказанной ему честью. Хотя большую часть биографий Робеспьера обошел рассказ о том, как щуплый мальчик с холодным проницательным взором, стоя на коленях под проливным дождем, обращался с латинскими виршами к Людовику XVI, а тот, сидя в карете вместе с Марией Антуанеттой, даже не удосужился открыть окошко. А так как впоследствии именно этот мальчик решил судьбу злосчастных короля и королевы, многие считали своим долгом усиливать драматический накал сцены. Но когда предание, основанное только на словах аббата Пруара, привлекло пристальное внимание историков, возникли определенные сомнения. Согласно Пруару, королевская чета сделала остановку возле коллежа Людовика Великого, проезжая через Париж после коронации в Реймсе, состоявшейся в июне 1775 года. Но после коронации королева и король порознь отправились в Версаль, без заезда в столицу. Так когда же произошла знаменитая встреча? Как показали недавние разыскания Э. Лёверса, скорее всего, это случилось 8 февраля 1779 года, когда королевская чета приехала в Париж возблагодарить Господа за рождение дочери Марии Терезы. Правда, погода в тот день была хорошая: теплая и безветренная. Впрочем, не исключено, что встреча состоялась еще раньше — 8 июня 1773 года, когда кортеж дофина и дофины, впервые после свадьбы приехавших в Париж, следовал по улице Сен-Жак к церкви Святой Женевьевы. А в тот день погода и вовсе баловала парижан. И хотя Амель пишет, что речь Робеспьера была исполнена нелицеприятных намеков на злоупотребления королевского кабинета, в этом случае скорее прав Пруар, утверждавший, что приветствие составил один из профессоров коллежа. А так как Людовик XVI являлся главным благотворителем учебного заведения, то произнесенная юным Робеспьером речь явно состояла в основном из слов благодарности.
Отметим, что в январе 1776 года Робеспьер обращался к известному адвокату Тарже с просьбой позволить ему ознакомиться с речью, произнесенной на заседании Французской академии, ибо автор речи стремился показать, «в каком духе — с точки зрения академии — должно быть составлено похвальное слово королю Людовику». Такого рода интерес у Робеспьера, возможно, не случаен: в речах адвоката Робеспьера будут часто звучать хвалы Людовику XVI.
Также не исключено, что интерес к «правильному» восхвалению короля связан со сменой монарха: в 1774 году скончался любвеобильный Людовик XV и корона перешла к его внуку, Людовику XVI. За время правления Людовика XV Франция заключила союзнический договор со своей давней противницей Австрией, потерпела поражение в Семилетней войне, лишилась владений в Америке и Индии, изгнала иезуитов и пережила парламентский кризис. Народ, в начале царствования наградивший Людовика XV прозвищем Любимый, в конце царствования остро невзлюбил его за скандальную личную жизнь и опустевшую казну. Известие о том, что на трон взошел юный король, набожный и примерный семьянин, французы восприняли восторженно. От нового царства молодости ожидали золотого века: мира, спокойствия, изобилия и исполнения обещаний, не выполненных прежними правителями. Вместе с новым монархом в государственный обиход — вполне в духе Руссо — вошли понятия благотворительности и экономии. Состояние всеобщей эйфории продолжалось несколько лет, на протяжении которых народ с восторгом приветствовал не только молодого монарха, но и его юную супругу, очаровательную австрийскую принцессу Марию Антуанетту. И Робеспьер вполне мог поддаться всеобщему порыву.
Среди преподавателей коллежа особое внимание Робеспьеру уделял преподаватель риторики профессор Эриво, искренне восхищавшийся Римом, его историей и его ораторами, за что ученики прозвали его «римлянином». Неустанное прославление гражданских добродетелей Римской республики и суровых нравов Спарты вызывало живейший отклик у Максимилиана. По словам Пруара, Эриво «заразил Робеспьера республиканским вирусом». Но неизвестно, кто произвел на юного Робеспьера наибольшее впечатление: Цицерон, разоблачавший заговорщика Каталину, или жестокий республиканский диктатор и реформатор Сулла, добровольно отказавшийся от власти; трибуны с Авентинского холма, боровшиеся с коварными патрициями, покушавшимися на права народа, или республиканец-цареубийца Брут. Римское красноречие, ораторские приемы Цицерона с его патетикой и эмфазами, лирическими отступлениями и юридической точностью впитались в плоть и кровь Максимилиана, а прославленные Плутархом великие мужи древности стали его постоянными незримыми спутниками.
