Я отпил пива и покачал головой.
— Не было меня там, уважаемые.
Кавказцы переглянулись и встали.
— Поехали, поговорим в спокойном месте.
— Да прям разбежался.
— Не борзей! Пойдёшь с нами не по-хорошему, так по-плохому.
Кружка в руке позволяла надеяться, что этого не произойдёт, и я покачал головой.
— Одного из вас точно уработаю. Наглухо, скорее всего. Может, и обоих, но одного точно. И неважно, куда меня потом отсюда увезут — в морг, больничку или ментовку, ничего вам точно не расскажу.
Я нисколько не блефовал, наверное, это и сработало. Последовал очередной обмен взглядами, и хмурые мужики вновь опустились на стулья.
— Расскажешь всё как было — и свободен. К тебе претензий никаких, — объявил усатый. — Но нам надо знать, кто всё организовал. И мы узнаем. Не сомневайся даже.
И он тоже не блефовал. Я мог послать их в баню, но рано или поздно мы встретимся в безлюдном месте, вот тогда-то мне и аукнется несговорчивость и дерзость. С какой стороны ни посмотри, нужно договариваться здесь и сейчас, да только сдавать позиции следовало с умом. Весь этот трёп, будто я простой свидетель, — он для младшего школьного возраста. Признавать участие в закончившейся перестрелкой автоподставе нельзя ни при каких обстоятельствах. Грохнут. Не прямо здесь и сейчас, но грохнут с гарантией.
Полным дураком надо быть, чтобы в таком сознаться, пока уликами к стенке не подпёрли. А улик нет, и подозрения опера — знать бы ещё, на чём прокололся! — никакой роли не играют. Нет, не был, не привлекался. Точка.
Но это со следователем можно в партизана играть, с бандитами такой номер не пройдёт. Зато они в отличие от ментов могут решить часть моих проблем, нужно только правильно преподнести им информацию.
Я вздохнул и, тщательно подбирая слова, произнёс:
— Не было меня там. И кто был — не знаю. Но…
Усатый остановил вскинувшегося при моих словах приятеля и попросил:
— Продолжай!
— Наверняка я знать ничего не знаю, но с Герой в то утро общался. Что-то видел, что-то слышал. Есть определённые догадки, кто с ним поехать мог.
— Выкладывай!
Я только рассмеялся.
— Вот вы интересные люди! Я ментам ничего не сказал, какой смысл с вами откровенничать?
Кавказцы зашипели, как упавшее на угли мясо.
— Слушай, ты…
— Пятьсот!
— Чего? — осёкся усатый.
— Пятьсот рублей и расскажу о своих догадках.
— Охренел?!
— Добро пожаловать в капитализм! — ухмыльнулся я. — Да чего вы жмётесь-то? Можно подумать, для вас пятисотка — большие деньги! Вам дешевле заплатить, чем по всему городу за мной гоняться с риском ответку выхватить. У меня тоже друзья есть, а у друзей друзья.
Грузины переглянулись, и по выражению их лиц стало ясно, что платить они не хотят исключительно из принципа, а эти пятьсот рублей для них — плюнуть и растереть. Впрочем, в этом изначально не сомневался, просто не был уверен, получится раскрутить на деньги или нет. Чисто спортивный интерес по большому счёту, но достоверности моему поведению такое стремление однозначно добавляло.
— Бабки на стол и продолжим разговор! — ультимативно заявил я. — Да не жмитесь вы, не убегу же я от вас с деньгами, в самом деле. Расскажу, что знаю. Эта пятисотка — копейки по нынешним ценам, ну так ведь? Вы в кабаке больше оставляете.
Усатый засопел, потом всё же вытащил из внутреннего кармана кожаный бумажник, отсчитал пять мятых соток и кинул банкноты на стол. Я не стал забирать их все, ограничился только одной.
— В моём подъезде живёт двоюродный брат Геры Бунькова — Антон. Гера приехал в то утро именно к нему. Какая-то у них договорённость на этот счёт была.
— Что с того?
Я забрал вторую купюру.
— Антон не появлялся дома с того самого дня.
Кавказцы насторожились.
— Хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что у Геры есть двоюродный брат, Гера с ним встречался перед смертью, и этот брат не появляется дома с того самого дня…
— Видел, как они уезжали вместе? — вновь перебил меня усатый.
— Уезжали они вместе или нет — без понятия. Раньше со двора ушёл, — впервые прямо соврал я и забрал третью сотню. — Но Антон в то утро хвастался, что скоро начнёт крутить по-настоящему серьёзные дела. И не я один это слышал.
— Антон, — с неожиданно прорезавшимся акцентом произнёс бритый. — А фамилия у Антона есть? И адрэс?
— Антон Буньков, — сказал я, озвучил улицу, номер дома и квартиры, а когда усатый записал их в потрёпанный блокнот, забрал со стола очередную банкноту. — Антон работает на барыгу с Зелёного. Зовут Кириллом, больше ничего не знаю. Вроде, валютой торгует и золото скупает.
Грузины при этих словах обменялись быстрыми взглядами; на слово «валюта» они сделали стойку, хоть и постарались не подать вида.
— Он тут каким боком? — спросил усатый, сдвинув кепку на затылок.
Я забрал со стола последнюю сотню и пожал плечами.
— Не знаю, но, когда Антон накосячил, этот Кирилл ему об руку сигарету затушил. Просто информация для размышления. Нормальные люди так не поступают. Это всё.
— Нэт, не всё! — резко бросил бритый, сверкнув золотыми зубами. — Сам этого торгаша видел или с чужих слов поёшь?
— Видел раз, — нехотя признал я, решив не обострять ситуацию.
Грузины как-то разом растеряли всю свою вальяжность и спокойствие, того и гляди в машину потащат. Ну — или попытаются утащить, по крайней мере. Такое впечатление, зря о валюте обмолвился. Хотел убедительности своим словам добавить, а на деле эту парочку до крайности завёл. Понятно, что южный менталитет свою роль играет, но как-то они слишком уж нервно на невинные слова отреагировали. Зацепил случайно болевую точку, наступил на любимую мозоль невзначай…
Грузины переглянулись столь многозначительно, что у меня по спине побежали колючие мурашки, но дурное предчувствие не оправдалось.
— Мы твои слова проверим. Если насвистел, из-под земли достанем и обратно зароем. Живьём, — предупредил усатый, после чего дети гор поднялись из-за стола и прошествовали на выход.
Я встал у окна, дождался, когда они погрузятся в «девятку» и отъедут, и лишь после этого одним махом засадил всю кружку пива. Меня штормило, а футболка на спине промокла от пота, но старуха с косой в очередной раз прошла стороной, не полосонула бритвой по горлу. Ещё и в прибыли оказался. Пятьсот рублей — ерунда, но вот у барыги-Кирилла забот точно прибавится, глядишь, не до меня станет.
18|06|1992
день-вечер
Сразу домой не поехал. Раз уж сорвалась поездка в Москву, решил потратить свободную наличность на приобретение нормальной обуви. Не таскать же по такой жаре говнодавы! Да и в тапочках по улице ходить радости мало.
