Официально титул был снят, когда в 1946 году нашей эры император Хирохито в своей речи по радио о капитуляции Японии вдруг объявил, что он не бог. Люди испытали двойное потрясение. Страна впервые услышала его голос, ведь император в Японии – укрытый за стенами дворца, глубоким рвом с водой и лебедями, парками с тысячелетними деревьями, – таинственный властелин Поднебесной. И это божество заявило, что оно простой смертный. Волна самоубийств покатилась по стране. Но вера японца в то, что на свете существуют живые боги, неистребима. Сейчас их тут просто называют «национальное сокровище».
Зато у нашего с Лёней сокровища Яско Танаки дома должна была собраться приличная компания, человек сорок, слушать лекцию японского профессора «Про Наташу». Мы спрашиваем:
– Про какую Наташу?
– Наташу Ростову!
Яско-сан побоялась, нам будет неинтересно, тем более, лекция на японском языке, и отправила нас вечерком в самый невероятный и фантастический синтоистский храм на горе – Фусими-Инари.
(Ну, разве что более невероятные те, где по сей день хранятся три атрибута императорской власти: меч, зеркало и яшмовые бусы, те самые, которыми еще богиня Аматэрасу снабдила своего правнука, отправляя на землю. Говорят, они отлично сохранились. На них только нельзя посмотреть. Обычно «тело бога» хранится в ларце, а то и в сундуке, завернутое во множество слоев материи. Уж как надеялись японские этнологи хотя б одним глазком взглянуть на эти реликвии во время церемонии вхождения на престол нынешнего императора. Но увидели только футляры со священными регалиями!)
– Что у Яско-сан тут за секта? – недоумевал Лёня. – Это все равно, что у нас бы там дома в Орехово-Борисове собирались и читали японские хайку.
Мы шли с ним по узкой, мягко освещенной закатным солнцем улочке. Пока не оказались перед огромными красными воротами…
Глава 11
Фусими-Инари
Перед нами высились алые ворота Храма Инари. Два врытых в землю древесных ствола и две перекладины – ворота-тории, знак пересечения границы священного пространства. Около храма, выдолбленная из цельного камня, стояла ёмкость с проточной водой. Вода лилась тоненькой струйкой из пасти дракона. Место для омовения рук и полоскания рта. Мы руки омыли, а рот Лёня не велел полоскать. («Мало ли, – сказал он, – мы ведь не знаем близко этого дракона…»).
Перед главным храмом я два раза хлопнула в ладоши, ударила в колокол, чтобы бог Инари услышал меня и обратил свое внимание, бросила монетку в стальной короб и попросила, чтобы мои мама с папой были живы и здоровы, Лёня из всех женщин в мире любил только меня, а сынок Серёня рос добрым и хорошим дядей.
– Какие-то ты возносишь неуместные молитвы, – недовольно сказал Лёня. – Инари – бог полей и покровитель бизнеса. Ты можешь попросить, чтобы у твоего папы на даче в Уваровке росли не такие стоеросовые огурцы, какие он обычно выращивает, а на кустах зрел не такой толстокожий сухой крыжовник. Ну, и чтобы «Альфа-банк» купил у меня картину: «Живущему в хоботе тоже хочется немного любви». Это Храм Торговцев!..
Действительно, в благодарность за помощь и покровительство в бизнесе на протяжении многих веков торговцы стали пристраивать к святилищу все новые и новые ворота-тории и на столбах черными иероглифами писали свои просьбы, пожелания и теплые слова благодарности. В результате из этих бесчисленных ворот получились длинные тоннели, ведущие на гору, причем они разветвлялись, образуя запутанные лабиринты.
Мы с Лёней благоговейно зашли в тоннель и сначала довольно бодро стали подниматься по высоким и выщербленным каменным ступеням. Садилось солнце. Его лучи насквозь пронизывали алый тоннель, и в этом скользящем свете видна была каждая пылинка, плывущая в воздухе, и каждая паутина с пауком, мерцающая между столбами ворот.
Навстречу нам спускались два человека в одинаковых белоснежных одеяниях, в черных шапочках и таких же черных лакированных деревянных башмаках очень большого размера. В руках у каждого было что-то вроде жезла.
– Ну вот, – сказал Лёня огорченно. – Я засмотрелся и не сфотографировал этих каратистов.
– Наверно, они священники, – говорю я.
– Или повара, – сказал Лёня.
Он так ходко продвигался вперед. И все поторапливал меня, потому что у него было такое подозрение, что скоро зайдет солнце и тут же стемнеет. Мы преодолевали один лестничный пролет за другим, лишь ненадолго останавливаясь передохнуть на каменных площадках. Там тоже было множество ворот, но только каменных, и около них обязательно сидела пара каменных лис в красных ситцевых фартуках – посланцев божества Инари, с достаточно свирепыми физиономиями. Ну, и повсюду разинутые драконьи пасти с льющейся водой.
– Меня пугают эти лисы, – говорит Лёня. – Я даже не знаю, с чего начать, чтобы обратиться к ним с просьбой о коммерческом успехе.
А время уже позднее. Мы поднимались, поднимались, вдруг на одной площадке перед нами возник глухой заросший пруд. По воде плыла гигантская черепаха. Увидела нас и исчезла. А я гляжу – по моему плечу ползет кошмарная лохматая гусеница. Я как заору. Лёня взял и сбросил эту гусеницу в пруд.
И тут из глубины, пока она летела, всплыл огромный зеркальный карп. Он высунул голову с выпученными глазами, разинул пасть и эту гусеницу проглотил!
– Ой, – сказал Лёня. – Нам пора обратно. Сейчас вся эта гора утонет во мраке, и мы до утра отсюда не выберемся.
Но мы не удержались, взошли на вершину. Стояли и смотрели сверху, как зажигаются в кольце гор огни Киото. Еще там с нами на вершине почему-то стоял велосипедист. Все у него хорошее, японское – каска, майка с трусами, велосипед. Он вытащил из футляра японский фотоаппарат и жестом попросил разрешения нас сфотографировать. Мы с Лёней стали ему позировать, разулыбались, обнялись. А сами думаем: как он заехал сюда? Как скатится? Зачем ему наша фотография? Ведь он не знает – ни кто мы, ни откуда.
– Будет показывать друзьям, – предположил Лёня, – и говорить: «Смотрите! Какие… белые! С круглыми глазами!..»
Мы начали спускаться. Лёня шел и во всех речушках высматривал гигантских черепах. Из-за горы виднелся уже совсем тонкий краешек солнца, когда два взмокших и запыхавшихся мужика провели наверх сухопарого дедушку. Тот едва держался на ногах, но добросовестно перебирал ими почти в воздухе.
Столкнувшись с нами, эта дичайшая компания притормозила и давай нам отвешивать поклоны. Мы перепугались и тоже стали кланяться. Особенно усердствовали японский дед и я. Он – в силу своих стародавних традиций, хотя и теперь японцы беспрестанно и неистово кланяются друг другу, даже разговаривая по телефону. А я прочитала в справочнике, что в любом случае последним должен поклониться тот, кто помоложе. По японскому этикету, пятнадцать поклонов означает небрежное приветствие, сорок пять уже производят неплохое впечатление, а уж в знак глубокого уважения – изволь отвесить девяносто поклонов, не меньше. Лёня меня еле от них оттащил.
– Куда ж они этого старика поволокли? – недоумевал он. – Наверх??? Уже обратно пора возвращаться, а они рвутся к вершине. Такое впечатление, что это двое сыновей хотят уморить своего папашу, чтобы получить его рыбную лавку.
