Хотя должна признаться: я прочитала большую часть материала этого онлайн-курса только по диагонали, меня удивило, когда, дойдя до последнего раздела, озаглавленного «Проверьте ваши знания» («Никто не увидит Ваши результаты, кроме Вас самих»), я обнаружила, что дала неправильные ответы на два из десяти вопросов теста. И мне было рекомендовано вернуться к соответствующим разделам курса и прочитать их более внимательно. Но зачем зря заморачиваться, если теперь я уже знала, что да, я обязана немедля доложить любую имеющуюся у меня информацию о том, что кто-то из преподавательского состава встречается с кем-то из учащихся и что, хотя я и не обязана, но мне настоятельно рекомендуется настучать на коллегу, отпустившего сомнительную шутку, даже если меня лично эта шутка не задела.
— Я хочу признаться, — говорит Картер, — что знаю эту девушку. И могу подробно рассказать вам, как она выглядит.
Каким образом? Единственное, что я смогла рассказать вам об этой девушке, это то, что написала Джейн: цвет волос, цвет глаз — обычный для студента способ описания персонажа, как будто рассказ, в котором выведен этот персонаж, это какое-то удостоверение личности вроде водительских прав. Это так типично, что я пришла к выводу о том, что студентам, по-видимому, кажется, что говорить о персонаже слишком подробно — это невежливо, это вторжение в его личную жизнь и лучше описывать его как можно более осторожно — а вернее сказать, безлико. Так, студент, пишущий, к примеру, о Картере, упомянет, что у него карие глаза, но ни словом не обмолвится о том, что шею его обвивает татуировка в виде колючей проволоки, или о том, что он постоянно потирает свое запястье, ноющее после долгих часов приготовления эспрессо в расположенной на кампусе кофейне «Старбакс». Будут упомянуты также его кудрявые русые волосы, но ничего не будет сказано о том, что они всегда, каким бы теплым ни был день, покрыты черной вязаной шапкой. Скорее всего, за скобками будут оставлены даже кольца, вставленные в мочки его ушей и растянувшие в них дыры размером с серебряный доллар, на которые я не могу смотреть, не морщась.
— Я могу рассказать вам о ней все, — говорит Картер.
Мне героиня Джейн кажется такой же невыразительной и тусклой, как тонкая прядка седых волос, которую я только что смахнула со своего рукава. Но Картер считает, что проблема состоит не в том, что она чересчур безлика, а в том, что она чересчур узнаваема. Это вечная тема его критических разборов произведений других студентов. Какой смысл писать истории о людях, которых ты каждый день встречаешь в реальной жизни? Флэннери О’Коннор как-то заметила, что опасно позволять студентам критически разбирать рукописи других студентов — получается, что слепой ведет слепого. Сам Картер хочет стать вторым Джорджем Р. Р. Мартином
[57]. Роман, который он пишет, повествует об эпических распрях выдуманных королевств, ведущих между собой нескончаемую войну в стремлении к власти, могуществу и мщению. Правда, его, в отличие от его кумира, нельзя обвинить в том, что в произведении имеются сцены сексуального насилия. На страницах его романа нет ни изнасилований, ни инцеста. Там вообще нет секса, а женщины упоминаются только мельком. Когда другие члены группы высказывают сомнения по поводу состоятельности романа, в котором отсутствуют сколько-нибудь примечательные женские персонажи, Картер только пожимает плечами и молчит. Но когда мы остаемся с ним одни в кабинете, он рассказывает мне, что на самом деле в его романе есть женщины. И секс. Много секса, и в основном жесткого. Есть и изнасилования. И групповые изнасилования. И инцест.
— Для обсуждения на семинарах я все это удаляю, — говорит он.
Когда я спрашиваю его, зачем, он закатывает глаза.
— Вы что, шутите? Неужели вы не знаете, как на это отреагировали бы другие, я имею в виду женщин? Меня могут исключить из колледжа.
Когда я заявляю, что уверена — ничего подобного не случится, это парня не убеждает. Сегодня его черная вязаная шапочка надвинута на лоб, что делает бедолагу похожим на кроманьонца. Своими растянутыми ушными мочками он напоминает мне одного своего вислоухого персонажа из числа выведенных в романе полулюдей.
— Нет, я не стану так рисковать, — говорит он. — Но поверьте, в моем романе все это есть. Я имею в виду разного рода насилие и непристойности.
Эти слова во мне что-то пробуждают. Что он сразу же замечает.
— Но если это хотите почитать вы, я вам все покажу.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — бормочу я, и он понимающе ухмыляется.
Это делают большинство моих студентов. Это делают некоторые из моих коллег-преподавателей. Люди, работающие в издательском бизнесе, делают это тоже. И особенно вероятно, что все они будут это делать, если литератор, о котором идет речь, — женщина. Но когда это началось, это всеобщее обыкновение говорить о писателях, которых ты никогда не встречал, называя их не по фамилиям, а по именам?
Книжный фестиваль в Бруклине. Я спускаюсь на станцию метро «Четырнадцатая улица» и сажусь в поезд № 2. Вагон полон. Я вижу мужчину и женщину средних лет, сидящих от меня недалеко, но недостаточно близко, чтобы я могла слышать их разговор. Судя по их телодвижениям, жестам и мимике, они скорее друзья или коллеги, чем муж с женой или пара любовников. Что-то подсказывает мне, что они направляются туда же, куда и я. Полчаса спустя, когда мы доезжаем до станции «Атлантик авеню», они выходят вместе со мной. Сейчас субботний вечер, на станции не протолкнуться, и вскоре я теряю их из виду. Книжный фестиваль проходит в зале здания, находящегося в нескольких кварталах от станции. Прибыв туда, я направляюсь прямиком к стойке бара, и мужчина и женщина из поезда № 2 опять тут как тут, они стоят в очереди прямо передо мной.
В нынешнем семестре я делю кабинет с еще одной преподавательницей. Ее наняли недавно, собственно говоря, она только начинает преподавать. Оказывается, всего несколько лет назад эта молодая женщина была моей студенткой. Одна и та же программа, одно и то же учебное заведение.
Иногда она занимается в кабинете медитацией, и тогда в воздухе стоит аромат мимозы или флердоранжа от ароматических свечей, которые она при этом жжет.
Поскольку мы с ней проводим свои занятия в разные дни, то обычно не встречаемся, но поддерживаем связь с помощью текстовых сообщений и записок, и она иногда оставляет мне какое-нибудь лакомство: печенье, шоколадку или пакетик жареного миндаля. Однажды в день моего рождения она уставила наш кабинет цветами.
Еще будучи студенткой, эта женщина добилась немалого успеха, продав издательству свою магистерскую диссертацию, то есть свой первый роман еще до того как ею была написана половина конечного текста, а также свой второй роман еще до того как у нее появилась первая его задумка. Еще до того как ее первая книга вышла в свет, она начала получать литературные премии, которые только и существуют для авторов, подающих особенно блестящие надежды. Она стала известна среди нас как О. П. Как и ожидалось, когда ее первый роман был издан, критики встретили его восторженными отзывами. Но, несмотря на это и невзирая на то, что за него ей присудили еще одну литературную премию, книга продавалась плохо. В нашем маленьком литературном мирке О. П. остается знаменитой, она «та девушка, которая получает все премии». Но в большом мире даже среди тех, кто не оставляет без внимания новинки художественной литературы, хотя после выхода ее первого романа прошло уже два года, ни его название, ни фамилия автора почти наверняка ничего никому не скажут.
