Вообще-то это была твоя идея, что мне надо будет написать об этом.
Женщинам в этом центре рекомендовали вести дневники.
— Это будут сугубо личные дневники, — сказала моя старая подруга-психолог. Некоторые из женщин были очень обеспокоены мыслью о том, что кто-то сможет прочитать то, что они написали, и ей пришлось уверять их, что этого не произойдет. Они могут писать о чем угодно, совершенно свободно, зная, что никто, кроме их самих, этого не прочтет. Даже она не будет этого читать. Она предложила тем, для кого английский был вторым языком, писать свои дневники на родном языке.
Некоторые из женщин тщательно прятали дневники, когда не пользовались ими, чтобы делать записи. Другие постоянно носили дневники с собой. Но было и несколько таких, которые настаивали на том, чтобы уничтожать то, что они написали либо сразу после того, как они сделали запись, либо вскоре после этого. И она говорила им, что можно и так.
Этих женщин просили писать каждый день хотя бы по пятнадцать минут, писать быстро, не задумываясь надолго и не отвлекаясь. Они писали от руки в тетрадях, которые предоставлял им центр (моя подруга верит результатам тех исследований, которые доказывают, что письмо от руки позволяет лучше сосредоточиться, а линованный лист бумаги больше подходит для раскрытия интимных подробностей и секретов, чем пустой компьютерный экран.)
Разумеется, среди женщин были и такие, кто отказывался вести дневник.
— Это те, кто злится на меня за то, что я ожидаю от них воспоминаний о том плохом, что с ними случилось, — объяснила моя подруга. — Ты должна понять, через что этим женщинам пришлось пройти. Для большинства из них жестокое обращение началось еще до того, как они были проданы в сексуальное рабство. («Наверное, я испытывала на себе насилие с самого своего рождения»). Некоторых из них подвергали опасности нарочно, а в иных случаях, нисколько этого не скрывая, даже продавали в рабство, члены их собственных семей. И хотя сейчас эти надругательства остались, это отнюдь не означает, что они не продолжают страдать. В какой-то момент я всегда спрашиваю их, что, по их мнению, самое лучшее из того, что могло бы с ними произойти, и могу сказать тебе, сколь многие из них говорят: думаю, самое лучшее для меня — это умереть.
Но было среди этих женщин и несколько таких, которые с радостью пристрастились к писательству, и они зачастую посвящали этому куда более пятнадцати минут в день. И моя подруга хотела дать этим женщинам возможность поучиться на настоящих занятиях по писательскому мастерству, где они были в безопасности и могли бы не только писать о том, что они пережили, но и делиться написанным друг с другом и со своим преподавателем. Среди тех, которые записались ко мне на курс, сказала она, я могу рассчитывать на определенный уровень знания английского, хотя не для всех из этих женщин он является родным языком. И даже носительницы английского выражали некоторое беспокойство по поводу своей способности выражать мысли в письменной форме, особенно тревожась о правописании и правильности грамматических форм. И она сказала этим женщинам, что когда они будут писать дневники, им не надо будет обращать никакого внимания на правописание и требования грамматики.
— Так что очень важно, чтобы ты не заостряла внимания на этих ошибках. Я понимаю, что для тебя это будет нелегко, но у этих женщин и так хватает проблем с самооценкой, так что нам совсем ни к чему сдерживать их самовыражение.
Я вспомнила стихотворение Адриенны Рич, в которое она включила строчки, написанные студенткой из программы приема без ограничений, которую открыл Колледж Нью-Йорка. В бедности люди страдают жестоко…
Моя подруга показала мне несколько примеров рисунков женщин, ставших жертвами торговцев живым товаром: обезглавленные тела, объятые пламенем дома, мужчины со ртами, похожими на пасти свирепых зверей, нагие дети с пронзенными гениталиями или сердцами.
Она прокрутила мне записи свидетельских показаний, которые дали некоторые их этих женщин, и их жуткие рисунки словно ожили.
— Я все время называю их женщинами, — сказала она. — Но мы здесь видим, что многие из них еще девочки. И именно они представляют собой некоторые из наиболее трагических случаев. У нас есть четырнадцатилетняя девочка, которую мы в прошлом месяце спасли из дома, где ее держали прикованной цепями к койке в подвале. Когда к сексуальному насилию прибавляется еще и рабство, последствия наиболее катастрофичны. Сейчас эта девочка не способна говорить. Нет, ее речевые органы не задеты — во всяком случае, так считают врачи, — но она настаивает на том, что не может говорить. Время от времени мы наблюдаем подобные психосоматические симптомы: немоту, слепоту, паралич.
Моя подруга хотела, чтобы я посмотрела шведский фильм «Лиля навсегда». Вообще-то, я уже видела его, когда он впервые вышел на экраны много лет назад. Тогда я не знала, что он основан на истории из жизни. Я вообще почти ничего о нем не знала; я решила посмотреть его как-то раз под влиянием минутного настроения, просто потому, что мне понравился предыдущий фильм этого режиссера и потому, что он шел в ближайшем кинотеатре.
Вполне вероятно, что если бы я знала, чего от него ждать, я бы никогда не пошла и не посмотрела «Лилю навсегда». Но когда я посмотрела этот фильм, у меня осталось от него неизгладимое впечатление, так что, хотя с тех пор прошло уже более десяти лет, мне не было нужды смотреть его еще раз.
Лиля — шестнадцатилетняя девушка, живущая со своей матерью в унылом многоквартирном муниципальном доме где-то на территории бывшего Советского Союза. Она верит, что вместе с матерью и ее сожителем очень скоро эмигрирует в США, но когда наступает время отъезда, мать Лили и ее сожитель уезжают вдвоем, оставив Лилю одну. Затем квартиру, в которой жила Лиля, прибирает к рукам ее безжалостная тетка, принудив девочку переехать в какую-то убогую, грязную дыру. Всеми покинутая, оставшаяся без денег, Лиля в конце концов скатывается к проституции.
От людей, которые ее окружают, Лиля теперь ждет только жестокости и предательства. Единственное исключение из этого правила — Володя, мальчик на несколько лет младше Лили, которого жестоко избивает пьяница-отец. Володя любит Лилю, которая становится его другом и дает ему приют после того, как отец выгоняет парня из дома. Вместе эти двое беспризорных детей выкраивают для себя несколько счастливых моментов. Но по большей части жизнь Лили беспросветна.
Надежда приходит к ней в лице красивого сладкоголосого молодого шведа по имени Андрей. Он говорит Лиле, которая сразу же влюбляется в него, что с его помощью она сможет переехать в Швецию и начать там новую жизнь. Она хватается за этот шанс, не думая о том, что это может означать для Володи, который после того, как Лиля, его единственный друг в этом мире, уезжает, кончает с собой.
Володя продолжает появляться в фильме в виде ангела.
Лиля прилетает в Швецию одна (Андрей обещал, что приедет к ней позже), и в аэропорту ее встречает мужчина, который, как ей сказали, возьмет их под свое крыло. Мужчина увозит ее на машине в новый дом, квартиру на одном из верхних этажей дома-башни и запирает там. Рапунцель, Рапунцель. Он становится первым из тех, кто насилует Лилю, и так начинается ее новая жизнь. День за днем ее отдают на милость клиентов — мужчин самых разных типов и возрастов — ни один из которых, не обращая ни малейшего внимания ни на ее слишком юный возраст, ни на то, что она явно действует против своей воли, не дает себе труда сдержать свою похоть. Наоборот, все они ведут себя так, словно Лиля была послана на эту землю лишь для того, чтобы оказаться в сексуальном рабстве.
