Итак, две заметки. Автор подробно рассказывал, как и почему скакали курсы акций Верхних торговых рядов, страхового общества «Якорь» и Киево-Воронежской железной дороги. Может быть, Лоренцев часть похищенных денег вложил в эти бумаги? Еще в статьях мельком говорилось о непрерывно-доходных билетах Государственной комиссии по погашению долгов. Что это такое, Алексей Николаевич толком не знал. Однако упоминания о билетах были в обеих заметках.
Тут делопроизводитель вспомнил, что у него в «восьмерке» имеется собственный аналитик. И вызвал Анисимова к себе.
Иван Федорович пришел и с порога спросил:
— Что там с изменниками? Выяснилось, который из чиновников для поручений настоящий, а который липовый?
Шеф рассказал вольнонаемному письмоводителю свежие новости. А потом вручил папку с вырезками и велел сделать заключение.
— Видимо, ради них Лоренцев послал своего последнего подчиненного на смерть. Что-то здесь зашифровано, а что именно, не пойму. Как говорит в таких случаях Азвестопуло, ум хорошо, а полтора — лучше!
Отставной артиллерист ушел думать и вскоре вернулся.
— Что, уже есть мысли? Так быстро?
— А нечего долго раздумывать. В обеих заметках повторяется лишь одна тема: непрерывно-доходные билеты.
Лыков похвалился: он тоже это заметил. И телефонировал своему советнику из Русского для внешней торговли банка Кальмееру, попросив о консультации. Тот ответил: приезжайте хоть сейчас. И Лыков отправился на Большую Морскую, 32.
Генрих Федорович Кальмеер, помощник исполнительного директора банка, управлял лыковским пакетом ценных бумаг. Алексей Николаевич задал ему вопрос:
— Что такое непрерывно-доходные билеты?
— Вы имеете в виду обязательства Государственной комиссии погашения долгов?
— Да.
— Это бумаги особой эмиссии. Их выпустили в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году с доходностью четыре процента. Сейчас они уже архаика. Почти музейные экспонаты.
— Но бумаги действительны?
— Конечно, — удивился вопросу банкир. — Это же долг государства. Как его не отдать?
— Пятьдесят лет прошло, и все еще платят проценты?
— Да. Билеты именные, передаются по наследству. Правда, то, что они именные, затрудняет обращение. Надо всякий раз оформлять перемену владельца. В комиссии погашения долгов этим с утра до вечера занимается целый отдел. И сейчас непрерывно-доходные билеты пятьдесят девятого года обменивают на билеты четырехпроцентной государственной ренты. Они, как вы знаете, безымянные, на предъявителя. И потому удобнее.
Лыков знал, поскольку сам держал часть сбережений в ренте.
— Как происходит обмен? — продолжал допытываться сыщик. Он чувствовал, что разгадка тайны кроется в деталях.
— Все именные бумаги нельзя перевести на другого владельца просто так, — объяснил Кальмеер. — Это можно оформить или в отделении Государственного банка, или в казенной палате. Лишь для тех билетов, о которых вы спрашиваете, сделано исключение. По ним уступочную надпись вправе нанести любой нотариус.
— Ага! Горячо! — воскликнул Алексей Николаевич.
— Чего тут горячего?
— А это мы сейчас выясним. Скажите, Генрих Федорович, по непрерывно-доходным билетам ничего особенного не готовится? Большая сделка или крупное погашение…
Кальмеер выглядел озадаченным:
— Эти билеты не гасятся, поскольку относятся к так называемому «вечному» долгу. Платится только доход, а номинал билета в деньги обратить напрямую нельзя.
— А на кривую?
— На кривую, конечно, можно, за хороший дисконт. Если, к примеру, владельцу билета тысяча восемьсот пятьдесят девятого года нужны средства, он может обменять его на билет государственной ренты. Те гасятся в любой момент.
— А сразу продать старые билеты можно? Через того же нотариуса.
— Можно, но дисконт будет уже совсем зверским. До пятнадцати процентов! Как раз такая операция сейчас и готовится.
Сыщик взвился на стуле:
— Где? Кем?
— Наследники Николая Константиновича Крестовникова хотят обратить в деньги принадлежавшие ему непрерывно-доходные билеты. Срочно понадобились наличные для покупки земельного участка в Гаграх.
— Большая там сумма?
— Восемьсот тысяч рублей. За вычетом лажа получат, конечно, меньше. Я советовал им не спешить, но куда там… Наследники словно с ума посходили.
— Это они, — веско заявил сыщик.
— Кто «они»? — уточнил Кальмеер.
— Те деньги, на которые нацелился Лоренцев.
— Какой еще Лоренцев?
— Долго объяснять, Генрих Федорович. Когда состоится операция?
Помощник директора оглянулся через плечо на каминные часы:
— Через сорок пять минут.
— Шайтан! А где?
— В банкирском доме Кафталя Гандельмана. Это через два дома отсюда, по другой стороне. Нотариуса они вызвали к себе.
Лыков вынул браунинг, проверил: отъемный магазин полон.
— Могу я воспользоваться вашим телефоном?
— Конечно. Алексей Николаевич, а что происходит?
— Банкирский дом выдаст наследникам Крестовникова всю сумму?
— Да, за вычетом дисконта. Получится примерно шестьсот восемьдесят тысяч.
— Деньги уже в здании?
— Надо полагать. Для Гандельмана это обычное дело. Он такими цифрами оперирует!
— А охрана там есть?
— Всегда два человека с оружием.
— Для Лоренцева на один зуб, если напасть неожиданно. Например, прибыть под видом нотариуса.
— Да кто такой этот Лоренцев? — рассердился банкир. Но статский советник уже вызывал Филиппова.
— Владимир Гаврилович! Срочно пришлите пятерых на Большую Морскую тридцать два. Лучше из Летучего отряда. Пусть незаметно пройдут двором в служебное помещение Русского для внешней торговли банка. Там их встретит помощник исполнительного директора Кальмеер и передаст мои указания. Поспешите! Лоренцев готовит налет!
Он положил трубку и сказал банкиру:
— Придут плечистые такие дядьки, пошлите их к черному ходу банкирского дома.
— А вы?
— Я попробую успеть до того, как он всех убьет.
Замысел Лыкова висел на ниточке. Если сейчас побежать на другую сторону улицы, то можно провалить дело. Вдруг именно в эту минуту атаман перебитой банды явится в банкирский дом? Он заметит статского советника и скроется. Ищи его тогда… Алексей Николаевич прикрыл лицо носовым платком, словно сморкался, и старческим медленным шагом пересек Большую Морскую. Место было бойкое, хорошо сыщику известное. Вот двадцать пятый дом, где в ювелирном магазине Бутца Лыков покупал Ольге Владимировне подарки. Рядом, в двадцать седьмом, у модного портного Леопольда Калины он шил себе партикулярное платье. А вот и дом номер тридцать один. Вывеска «Кафталь Гендельман и К°», но туда с улицы лучше не входить. Делопроизводитель сунулся в ближайшую подворотню. Ага, вроде бы задняя дверь. Он раскрыл ее и уперся в высокого человека атлетического сложения. Тот был одет в синюю форменку с шифром «КГ» на контрпогонах, а руку держал на расстегнутой кобуре.
