– Господи, Рейчел, – сказал Тед. – Как-то не по себе от того, как ты сплетничаешь о тех, кого даже не знаешь. Ты относишься к тем, кого считаешь крутыми, как к каким-то знаменитостям. Анна просто обычный человек, и ты даже ее не знаешь, так что, может, вам с Шелли уже хватит изучать ее личную жизнь, как двум идиоткам.
– Ну, – сказала Рейчел, поджимая губы, – вообще-то я ее знаю. Если на то пошло.
– Не знаешь.
– Знаю, – сказала она с холодным торжеством. – Мы вместе ходили в детский сад, и наши мамы дружат. Это ее мама рассказала моей маме, что Марко заблокировал ее номер. Она сказала, что Анна из-за этого в таком состоянии, что ей, возможно, придется взять академ на семестр. Видимо, твоя подруга Анна просто тебе об этом не рассказала.
Желудок Теда сжался вокруг ножа, который Рейчел только что воткнула ему в живот.
Рейчел холодной рукой взяла Теда за безвольно висящую руку.
– Вообще-то мне совсем не хочется смотреть кино, – сказала она. – Родители вернутся только к полуночи, а брат у друга с ночевкой. Идем.
Несколько ночей спустя Тед сидел за компьютером, пытаясь сочинить Анне письмо. Он написал и стер двадцать вариантов вопроса «Анна, у тебя точно все в порядке?», но ничего не получалось. Он уже отправил ей два письма, которые остались без ответа, и понимал, что не может просто успокоиться. Дело было в том, что он не просто хотел узнать, правду ли ему сказала Рейчел; ему нужно было это узнать – он весь зудел от потребности знать, как будто под его кожей ползали жуки.
Доведенный отчаянием до невиданных высот отваги, Тед взялся за телефон. Еще в школе он внес в память номер Анны, хотя звонил ей только однажды – на ее день рожденья, когда от начала до конца напел «С днем рожденья» ей на голосовую почту. Она ему не перезвонила, но письмо он в итоге все-таки получил (тема: «Огромное тебе спасибо!»), и подписалась она строчкой х и о, что ему в то время показалось очень важным.
Анна ответила после первого гудка.
– Привет, Анна, это Тед, – сказал Тед, как будто разговаривал с автоответчиком.
– Тед! – сказала она. – Что случилось?
– Э… Я просто думал о тебе, – ответил он. – У тебя все хорошо?
– Да вроде, – сказала она. – А что?
А то, что моя девушка, о чьем существовании я тебе не говорю, рассказала мне о том, чего ты мне не говоришь, потому что приревновала к тебе, потому что я в тебя влюблен, о чем я тебе тоже не говорю, хотя от нее мне это скрыть не удалось?
– Да не знаю. Странно, но у меня такое… ощущение… что что-то не так.
Использовать тайком полученные сведения, чтобы изобразить загадочную психическую связь – так далеко в своих обманах Тед еще не заходил, и он не совсем понимал всю мощь того, что сделал, пока Анна не заплакала.
– У меня все плохо, – сказала она. – Все совсем плохо.
Всхлипывая и задыхаясь, она пустилась в запутанный рассказ, в котором фигурировал не только Марко, но и парень из студенческого братства, который плохо с ней обошелся, и жуткая ссора с новой женой отца, и неутихающая война с соседкой по комнате, и – о чем она упомянула уже как-то напоследок – то, что она не справляется с большей частью занятий, и на будущий год ей назначат испытательный срок.
– Мне так жаль, – пораженно сказал Тед. – Мне очень жаль. Как-то совсем сурово звучит.
– Поверить не могу, что ты мне позвонил, – сказала Анна. – Мне никто из дома не звонил уже целую вечность. Как будто обо мне все забыли. Думаешь, что сблизился с кем-то, а когда доходит до дела, тебя просто забывают.
– Я о тебе никогда не забывал, – сказал Тед.
– Я знаю, – ответила Анна. – Я знаю, что не забывал. Ты всегда был рядом, всегда, но я этого не ценила, я это принимала как должное. Я была такой эгоисткой. Противно даже вспомнить, какой я была в выпускном классе. Господи, если бы можно было все в себе поменять, но просто… просто уже слишком поздно что-то делать, в этом вся беда. Все в полной жопе, и я просто не знаю, кто я, понимаешь? Что вообще за человек принял все эти решения, с которыми мне теперь жить? Я оглядываюсь на этого человека, и я его ненавижу, ненавижу за то, что она со мной сделала, она мой злейший враг, но беда в том, что это я сама.
Пока Анна изливала, что у нее на сердце, сердце Теда разгоралось, как вспышка на солнце. Он больше всего хотел, чтобы Анна увидела себя его глазами: насколько она прекрасна и совершенна. Ему нужно было, чтобы она узнала, что он пронесет это воспоминание – это знание – о ней в своем сердце, и, что бы ни случилось между ними, как бы она на себя ни злилась, он мог что-то сделать для нее: любить ее, самозабвенно и неиссякаемо, со всепоглощающей преданностью и чистотой, всю оставшуюся жизнь.
Через час Анна шмыгнула носом.
– Спасибо, что выслушал, Тед, – сказала она. – Для меня это правда много значит.
Я бы умер за тебя, подумал Тед.
– No problemo, – сказал он.
После этого Тед и Анна начали почти каждый вечер созваниваться. Тед никогда в жизни не переживал ничего настолько волнующего, как эти поздние разговоры. Он выстроил вокруг них сложную систему ритуалов, наподобие тех, что первобытные племена могли бы осуществлять при разжигании огня, чтобы сдержать его силу.
Частью этих ритуалов было то, что разговоры сохранялись в тайне – разумеется, от Рейчел, но еще и от его родителей, и от всех вообще. Он перевесил телефон в своем логове от компьютера к кровати. Включал вентилятор за дверью, чтобы создать фоновый белый шум. Принимал душ, чистил зубы и забирался под одеяло. Еще до того, как Анна отвечала на звонок, кожа у него делалась горячей, почти лихорадочно.
– Привет.
– Привет.
Голоса у них были сипловатые и тихие; они мурлыкали, думал Тед, как будто лежат рядом в постели и перешептываются поверх подушки. Он закрывал глаза и представлял это.
– Как день прошел? – спрашивал он.
– А… Сам знаешь.
– И все-таки. Расскажи, мне интересно.
И когда Анна начинала рассказывать, как прошел день («Ну, я проснулась в четыре утра, потому что гребаная команда гребаной Шариз…»), Тед медленно гладил себя по груди и ребрам, представляя, что это рука Анны, и его кожа покрывалась мурашками под ее пальцами.
Говорил он в этих беседах мало, ограничиваясь сочувственными «ох ты» и «о нет». Как-то раз, когда голос у Анны был особенно расстроенный, он сказал:
– Как мне жаль, – и добавил одними губами: – Моя хорошая.
Тем временем его рука медленными чувственными кругами опускалась вдоль тела, скользила вдоль резинки боксеров, под эластичную полосу, робко начинала гладить край волос на лобке.
– Расскажи про Кейтлин, – говорил он, когда Анне, казалось, уже нечего было рассказывать.
Кейтлин была мачехой Анны. Тед начинал играть со своим членом – постукивать кончиками пальцев, пробегать по стволу.
