Эпиграф к книге:
«Земля наша погибает, а ты нейдёшь…»
В один из дней он усмотрел краем глаза, с обтертой штанами приступочки, что за Уральскими горами кто-то стоял, тень отбрасывая на Среднерусскую возвышенность. Голова на тонкой шее торчала из-за гор, лопоухая и лохматая, жалостливо глядела на него.
– Выходи, – приказал Самотрясов.
Он вышел из-за Уральских гор, тощий, ужасно застенчивый, и встал на виду у Европы, – то был последний на земле армизон, из таинственного армизонского племени, от которого никого не осталось на развод.
Армизоны сидели когда-то на корточках, за Уральскими горами, и краснели за людей, которые пакостили без меры.
Краснели за всех и печалились.
Изводились от жалости и худели без меры.
Исхудав, исчезали по одному без остатка.
– Не молчи, – потребовал Самотрясов, нахал от размеров. – Кричи на нас, легче перетерпеть.
Но он кричать не умел. Выговаривать за гнусное поведение. Только истончаться без меры и заваливаться на Уральские горы, сползая к подножию. Маленькие глазки светлели до белизны. Дыхание покидало тело. Оставалось перетечь в ничто, следа не оставив за собой, вознестись без возврата к братьям-армизонам, которые его заждались.
Великан Великанович Самотрясов глядел на него и исходил великаньей тоской, которой хватило бы на всех пыжиков-карлов Среднерусской возвышенности.
Каждый в тоске – великан.
Каждый без чувств – пыжик.
– Погоди, – попросил Самотрясов. – Поживи с нами.
Хотелось расспросить его на прощание, выведать тайну с пророчеством: армизоны – они могут, но уходил последний из них, безостановочно, не удержать, и будущее надвигалось холодным, без прикрытия-жалости.
Кто теперь пожалеет? Кто за нас постесняется?..
Не с теми боремся‚ граждане…
…не тех опасаемся.
Истинные несчастья рождаются из опасения мнимых.
Его звали Давид.
Давид из кибуца, который спасался в дни бедствия и мрака, – фамилию называть не буду, кому надо, сам догадается.
«Дорогой и уважаемый мною Давид! Твое письмо явилось для меня масличной веткой во рту голубя, принесшего Ною весть, что вода потопа сошла (Книга Бытия, глава 8, стих 11). Мы рады‚ дорогой Давид‚ что в годину бедствия наши покои стали твоими покоями‚ наши двери – твои двери...»
Луцк, город в Западной Украине. В декабре сорок второго года уничтожили жителей гетто, но Давид остался в живых. Была заснеженная опушка ельника. Выстрелы на окраине города. Полыхание огней над крышами. А он сидел под ёлкой‚ одинокий, беспомощный, сердце иссыхало от горя‚ спекаясь в камень.
Ночью он пробрался к своему дому: погибли его родители, погибли братья-сестры, на двери висел чужой замок. Подобрал во дворе мешок‚ накинул на голову‚ чтобы уберечься от непогоды‚ взял в руки палку, шагнул во мрак.
Было ему двадцать три года.
«Передо мной возник вопрос: куда деваться? Знакомый поляк соглашался прятать евреев за наличные, но у меня их не было. И я решил пойти к польской семье Брун, с которой был в дружеских отношениях.
Постучал к ним под вечер и попросил, чтобы позволили побыть до утра. Они согласились, но я ощущал беспокойство из-за опасного гостя, который мог навлечь беду. ”Не страшно, – сказал на рассвете господин Брун. – Ночь позади, а немцы не явились. Не могут же они следить за всеми”…»
Давид остался у них на другую ночь, получил разрешения побыть до весны, и господин Брун, бывший офицер русской армии, говорил:
– Давид, поверь мне. Всё проходит, хорошее и плохое. Уйдут и немцы, останутся страшным сном.
Госпожа Брун утешала его:
– Придет день, станешь отмечать свои праздники. С женщиной, которая полюбит тебя.
А их дочь сказала:
– Я спокойна по одной причине. Мы прячем тебя не ради денег, и Бог нам поможет.
В мае Давид покинул семью Брун.
Он вышел от них рано утром и пошел по улице. Неожиданно кто-то его окликнул, потребовал остановиться. Это был конец. Пуля, петля или газовая камера. Прохожий подошел, сказал: «У тебя развязались шнурки». Он завязал их и двинулся дальше.
«Молочница шла навстречу, узнала меня, закричала на всю улицу: ”Жид! Жид!..”; люди выскочили из домов взглянуть на еврея, которого давно не видели в городе. Я собрал все силы и помчался прочь…»
Год 1943-й. Еврей на улицах Луцка.
Давид решил пойти в деревню, к баптистам; он знал их с тех дней, когда ездил по округе со своим дедушкой, покупал картофель.
«Дорогой и уважаемый мною Давид! Очень благодарен тебе, что не забываешь меня и ставишь в почет в Иерусалиме, великом городе народов, посадив деревце в мою честь. Я недостоин этого. Почести на земле проходят с кончиной. Меня обличает совесть; я мог бы сделать больше для твоего народа во дни бедствия…»
Давид увидел его поздно вечером, на окраине деревни под Луцком. «Он подошел ко мне, сразу всё понял и повёл за собой. Вошли в избу, и он сказал жене: ”Важного гостя привел Господь в наш дом. Возблагодарим Его”. Они встали на колени, начали молиться простыми словами, которых нет ни в одном молитвеннике. Просили Бога помочь тем, которые прячутся теперь в лесах.
Мы сели за стол. Жена его подала молоко и картошку. Перед едой хозяин-баптист прочитал отрывок из Библии. ”И я еврей, – сказал. – Духовный еврей. Встреча с тобой подтверждает заветы пророков, что беженцы будут спасены”. А жена добавила: ”Будет и у тебя семья‚ картошка с молоком на столе”.
Хозяин заговорил о Христе, пытался склонить меня. Я ответил: ”Спасибо за помощь, которую ты оказал. Но разве по совести оказывать давление на слабого и беспомощного? Где вы были? Почему не разметали ограды, не сказали слова утешения людям, которых все покинули? Сидели по домам, молились, а целый народ уничтожали на ваших глазах”.
Он плакал. Он бормотал в смятении: ”Ты прав. Ты прав”…»
Давид пробыл у них пару недель, потом поменял дом, еще дом, – баптисты переправляли его тайком от прочих жителей, которым не доверяли.
Сказал один из них:
– Люди проходят трудный экзамен. Иди в соседнюю деревню, но предупреждать хозяина мы не станем. Если не примет, вернешься ко мне, но для нас это станет проверкой его верности.
Давид нашел нужный дом, постучал.
– Кто там? – спросили.
Ответил:
– Бездомный просит убежища.
– Мы не открываем по ночам.
То было среди разбойных лесов. В ночи убийств, грабежей и поджогов.
– Ну и дни наступили! – воскликнул Давид. – Сын Израиля просит убежища‚ а ему отказывают.
