И Сорокер, возрыдав, бежит к врачу:
– Берите мою кровь! Для нее! Хоть всю...
– Ей не требуется, – отвечает врач. – Возьмем для других.
Другим он не дал.
Шагает с натугой Фрида Талалай, несет апельсинов парочку.
– Вы хорошо выглядите. Прямо красавица.
– Куда там, – соглашается Хана. – Вот умру, вскроют меня и ахнут…
– Будет вам, – пугается Фрида. – Живите себе на здоровье.
– А чего? Вы не видели объявление: «Переделка старых людей на молодых»?
– Нет, – говорит Фрида. – Не видела.
Хасид Вова начитывает псалмы.
Быстрее и быстрее.
– Вова… Дай руку, Вова...
Но потянуло стремительно – не удержаться и не удержать – в глубину, в глухоту, в немоту со слепотой, удаляясь без возврата, к светлому пятнышку в конце туннеля. Отлепилась тень от стены, руки потянула призывно, повлекла за собой.
– А я есть... смерть прекрасная... – вскриком, из невозвратных глубин. – Пришла я тебя... воскушати...
В двенадцать часов ночи, с затихающим ударом пульса, Золушка перестает быть Золушкой.
И всё тут.
Остается досказать про геронтолога Сасона…
…жадного до приключений‚ влекомого сердцем и глазами‚ большого‚ в меру полноватого‚ скороспешного и расторопного, проказливого и озорного‚ обласканного всеобщей приязнью.
Получал наслаждение от наплыва клиентов‚ хорошей еды‚ мощного автомобиля. Водил машину мягко‚ руля касался ласкаючи‚ в обхождении с механизмом проглядывало отношение к подруге, нежное и властное, чтобы отдать себя без остатка и получить еще больше. Чувствовалось, что ему по вкусу жить‚ заниматься своим делом‚ настаивать и добиваться, нравилось нравиться себе и другим.
В то самое утро‚ в первые его часы, втиснулась в комнату необычная посетительница‚ полная противоречий в облике и одежде.
Вздернутая юбчонка трещала от невозможного напора‚ пропечатывая валики живота и прочие вислые подробности. Легкомысленная блузка липла к грузным‚ растекшимся формам‚ выказывая объемистые груди‚ жиром затекшие плечи‚ а при поднятии рук – впадины мохнатых глубин.
Вошла. Надвинулась. Завалила стул. Спросила клокочущим басом‚ колыхнув складками на шее:
– Геронтолог Сасон?
– Он самый.
– Мне вас рекомендовали.
Сасон молчал. Она молчала.
– Я – весь внимание.
И ее прорвало неудержимо. Скорая помощь‚ кислород, суетливая реанимация, была там‚ за гранью‚ стремительно удаляясь‚ а может, возносясь‚ но эскулапы прихватились дружно и возвратили назад.
– Поздравляю‚ – сказал Сасон.
– Возвратили‚ да-да‚ возвратили! В чужое тело!..
Зашептала‚ подпихивая грудью:
– Думаете, они пересаживают органы? Сердца‚ легкие‚ почки-печени? Дудки! Они подменяют тела. За телами охотятся. Только отвернись…
У Сасона кружилась голова‚ слабели ноги‚ но он держался.
– Заговор... – шептала. – Подмена... По знакомству отдали тело‚ мое прекрасное гибкое тело‚ полное тайн‚ соблазнов‚ сладчайших откровений‚ с текучей линией ноги и упругой грудью‚ которая обходилась без поддержки... А мне? Кого подсунули мне? Смотрите сюда!
Сасон посмотрел.
– Груди – разве они мои? Ноги – у какой слонихи взяли такие ноги? А бедра?.. Кому отдали мои подрагивающие при ходьбе бедра‚ которые сводили с ума стариков‚ разбивали сердца недоростков‚ уводили мужей от жен‚ робких обращали в дерзновенных?.. А морщины‚ а седина‚ дряблый живот‚ пальцы-коротышки с тупыми ногтями‚ омерзительно жирная речь через бочку с салом... Вся прежняя одежда не налезает‚ вся-вся; будет суд‚ и я наняла адвоката.
Сасон слушал‚ не перебивая‚ наливался отчаянием, сердце давало гулкие сбои.
А она – вдавливая в стену жаркой грудью:
– Оно не слушается меня! Это тело... Быстро! Что я делаю?
– Рука чешет нос‚ – сказал Сасон.
– Вот видите! А намеревалась залезть в карман. Сейчас что?
– Мигает глаз.
– А собиралась топнуть ногой... Помогите! И поскорее! Вы ведь кудесник!
Сасон сказал несмело:
– Может‚ паралич?..
– Паралич?
– Бытовой паралич. Подавление влечений и шевелений. Встаем с постели. Завтракаем. Ложимся на диван, лицом к стенке, и до обеда. Живем – но вне тела. Тело имеется‚ но вне ощущений. Первый сеанс в среду.
– Ох‚ Сасон‚ Сасон‚ – сказала. – Опять выкрутился...
И исчезла.
Ближе к полудню вдвинулся в квартиру…
…пугающе странный незнакомец.
Плащ до пят закрывал фигуру. Поднятый воротник упрятывал голову. Шляпа нахлобучена до бровей‚ темные очки перекрывали глаза.
– Сасон?
– Он самый.
– Геронтолог?
– По мере возможностей.
Сердце Сасона дало долгий пугающий перебой.
– Рождаемся, – сказал, – и видим поначалу вверх ногами. Предположим?
– Предположим, – согласился Сасон.
– Целый мир в глазах младенца надо перевернуть. Согласны?
– Согласен, – сказал Сасон.
– Можно перестараться и сделать полный оборот. А можно полениться, и ребенок обречен до конца дней. Видеть всё перевернутым.
– Это не ко мне‚ – пошутил Сасон. – Это к глазнику.
Но шутка не была принята.
– Я тот ребенок‚ – сказал строго. – Надо мной совершили полный оборот, и вижу теперь не лицо‚ а ваши ноги.
Сердце вновь дало перебой.
– Имею вопрос, как быть с душой?
– С душой‚ – повторил Сасон.
– С моей бессмертной душой.
Ответа у Сасона не было. С ответом‚ видимо‚ придется подождать.
– Не хочу видеть ангелов вверх ногами‚ – сказал. – И серафимов. Желаю встретиться с ними лицом к лицу. Там. Наверху. Какое ваше предложение?
У Сасона бывали озарения. Спину холодило от находки.
– У вас всё в порядке. Это мир перевернут. С него мы и начнем.
– Уверены?
– Уверен. Первый сеанс – в понедельник.
Незнакомец ушел‚ а Сасон начал перебирать дела свои, истинные и вверх ногами, но разобраться не смог, испугавшись наступления старости‚ которая расставит всё по местам. Надо кому-то довериться‚ решил Сасон, и принялся искать в справочнике адрес опытного геронтолога…
К вечеру донесли куда надо‚ что геронтолог Сасон открыл секретный пароль‚ и пользуется им без зазрения совести‚ которая у нынешнего населения не совесть вовсе, а так – один пар.
