– Во-первых, – он демонстративно загнул палец, – не надо было в аферы лезть.
– Это не афера, все было честно, – пискнул Сурок, но на него Кузнецов даже внимания не обратил, продолжая читать нотацию.
– Во-вторых, если уж так сложилось, надо было сразу звонить мне. Если вы с первого раза не поняли, объясню для особо тупых: команда своих не бросает. И в-третьих, – демонстрация складывания пальца выглядела настолько пошло, что Сергей, несмотря на всю неоднозначность ситуации, едва удержался от смешка, – если уж взялся решать проблемы, делай это качественно. А ты что?
– А что я?
– А ты оставил за спиной кучу свидетелей. Если уж обеспечиваешь людям тяжкие телесные повреждения, то хотя бы прибери за собой. А тут… В общем, участковый оказался у того подъезда раньше, чем мы, и сейчас моему помощнику там приходится прикладывать массу усилий для разруливания ситуации. И если наши доблестные правоохранители заинтересуются, проблемы могут образоваться нешуточные.
– И что теперь? – пискнула Леночка, которой в вину можно было поставить лишь тот факт, что она не сразу решилась позвонить начальству.
Кузнецов поморщился:
– А что теперь… Придется вам «крышу» организовывать, к которой никто не подкопается. И от которой полиция будет шарахаться, как черт от ладана. Вот, – Кузнецов достал из ящика стола несколько бланков, бросил их на огромный полированный стол. – Берите и заполняйте.
– Это что? – осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулась к одному из бланков Леночка.
– Это? Это, братцы, ваш страховой полис. И после его заполнения о своем разгильдяйстве забудьте. Армия шутки ценит, но сарказм не понимает.
Еще через полтора часа, выйдя из кабинета, все трое, не сговариваясь переглянулись, и Сурок шепотом спросил:
– Это что, правда?
– Угу, – кивнула Леночка. – Вот уж чего не ожидала…
– Я, признаться, был готов к чему-то подобному, – задумчиво отозвался Поляков. – Хотя, конечно, вот так… Это ж сколько мы, получается, народу положили?
– А какая разница? – Леночка все же была женщиной, а им свойственна рациональность. – Ну, положили… И что, плакать теперь?
– Действительно, – поддержал ее Сурок. – Что изменилось-то? Деньги те же, никто нас в казарму не загоняет. Зато потом и в армию не призовут…
– Тебя уже призвали, дурик, – почти ласково ответил ему Поляков. – И, учитывая, что из нас троих два лейтенанта и всего один мамлей, то сейчас мы тебя строить будем. Ну что, готов маршировать?
– Да пошли вы, – буркнул Сурок. До мальчишки только сейчас дошло, что путь в новом статусе не будет усыпан розами.
Ничего, цинично подумал Сергей, ему это на пользу, сам нас втравил. А вслух сказал:
– Пойдем, пойдем, куда мы денемся. Для начала в спортзал, дурь из тебя выбивать будем. Ну, что встал? Бегом!
Одновременно с этим позади них, за тяжелыми, не пропускающими звуки дверями сидящий за столом полковник негромко сказал заваривающему себе чай майору:
– Что интересно, похоже, эти трое несколько растерялись, но шоковым я бы их состояние не назвал.
– Я этому ничуть не удивлен, – Полтавец, который подъехал уже к концу сложного разговора, зевнул. Сегодня он не выспался, да и разговор с полицейскими потребовал неожиданно много сил и терпения. Эти бар… доблестные служители закона никак не хотели понимать, что существуют вещи, которые не понять идио… выходят за пределы их компетенции. – Подозреваю, они уже и сами о чем-то догадывались.
– Думаешь?
– Вполне допускаю. Не дураки же.
– А… остальные?
– Те вряд ли. У них просто нет такого прогресса. Они благодаря тренировкам меняются физически, но все в пределах нормы. А эти трое получили дополнительные возможности и сразу начали думать. В общем, посмотрим, что будет дальше. Не стоит бежать впереди паровозного дыма, командир…
Израиль. Точное место не определено.
Через неделю
Сказать, что лейтенант Майер была в бешенстве – значит, ничего не сказать. Это когда ее не только не осудили, но даже из армии не выгнали, был приступ эйфории, зато сейчас! А ведь так хорошо все начиналось…
Вначале их экипаж, конечно, арестовали. Все же бить морду своему непосредственному начальству не есть гут. Продержали их в запертой комнате часов пять – самое то, чтобы выспаться. Затем товарищей Дины выпустили – как ни крути, но она командир, ей и отвечать. Да и, откровенно говоря, с формальной точки зрения дело спорное. Все же они защищали командира, а ей виднее, кто друг, а кто враг. Так что погрозили пальчиком и отпустили. А вот саму Дину продержали в импровизированной камере до вечера (она, кстати, была не против, еще раз хорошенько даванув на подушку) и только после этого увезли под светлые начальственные очи.
Как на нее орали… Боже, как орали! Причем не за то, что она набила морду этому козлу Гольденштейну. Нет, в вину ей ставился тот факт, что сделала она это перед лицом всех остальных. Вот если бы они всем экипажем отпинали этого предателя (слово было сказано, и вместе с этим пришло четкое понимание, что ничем по-настоящему серьезным ее выходка не обернется) где-нибудь в укромном месте, это было бы правильно. А вот так, прилюдно… «Что вы себе позволяете, лейтенант Майер? Приличия надо соблюдать!»
Ну да, внешняя респектабельность – наше всё. Для Израиля, впрочем, это скорее норма. За это Дина получила по шее от всей широты души. Правда, чуть позже, смилостивившись, ей объяснили, что Гольденштейн им был навязан сверху. Кем и откуда – ну, тут извините, девушка, никто вам не скажет. Однако же ситуация немного прояснилась. Подковерные игры, чтоб их…
И все же совсем бесследно случившееся для нее не прошло. Хотя бы потому, что их группу было решено возродить. Вот только, если изначально планировалось дать ей, лейтенанту Майер, капитанские погоны и поставить во главе подразделения, то теперь это решение если и не отменялось, то отодвигалось на неопределенный срок. И осталась она при своих, командиром танка в звании лейтенанта. Обидно, хотя… могло быть и хуже.
Хуже стало, когда она увидела, во что превратилась ее группа. Настолько хуже, что аж взвыть захотелось. И, судя по вытянувшимся лицам членов экипажа, как раз перегнавшим сюда только что отремонтированный танк, чувства они испытывали схожие.
Помимо их «Меркавы», потрепанной, но, как и прежде, грозной, в группе осталась лишь одна израильская машина. Тот самый брат-близнец их танка, неповрежденным выскочивший из боя и сменивший разве что командира. Теперь им рулил незнакомый капитан, судя по повадкам, человек бывалый. На Дину он смотрел, в общем-то, спокойно, однако же некоторая опаска чувствовалась. Очень похоже, избиение Гольденштейна успело в кратчайшие сроки обрасти мифами и домыслами, став частью армейского фольклора. И сама Дина, соответственно, тоже вошла в фольклор. И сиди теперь, гадай, так ли хорошо быть героиней народного эпоса, ибо начальники излишне строптивых подчиненных, как правило, не любят.
