– Так вроде бы не слышно погони!
– И хорошо, что не слышно! – веско сказал Валуев. – Если бы они нам на пятки наступали – пришлось бы нарезать петли, как зайцам. Потеряли бы еще больше времени… А сейчас мы можем идти по прямой. Вот пройдем еще с десяток километров в том направлении, убедимся, что в затылок никто не дышит, – и будем выбираться к Лозовой. Впрочем, все равно из-за фрицевской засады целый день потеряем!
– А почему именно к Лозовой? Там же сплошные болота, а у отца почти полторы сотни танков – как они там могут находиться?
– Вот в том-то и дело, пионер, что у Глеймана танки, а вокруг Лозовой – болота! – буркнул Петр. – И немцы так же подумают! Подсказывает мне моя чуйка – батька твой где-то там.
– Ну, раз твоя чуйка что-то чует, – усмехнулся я, – то веди нас, Сусанин!
– Выдвигаемся! – Валуев упер руки в колени и энергично поднялся. – Ходить шепотом – и бдить! Мы в немецком тылу, и уже рассердили фрицев. Тут главное не в том, что нас неласково встретили, а в том, что знают о нас! Так что… смотрим в два глаза, слушаем в два уха! Вперед!
Шли до самого утра, а когда встало солнце, услышали рев мотора и клацанье гусениц – по «нашей» заброшенной лесной дороге ехал «Ганомаг». БТР едва вписывался в извивы пути – ветки деревьев так и хлестали по бортам, словно лупцевали чужаков-захватчиков.
Собственно, «Ганомагом» эту удачную бронемашину называли только мы, немцы именовали ее по своему «фэн-шую», то есть по орднунгу – «Зондеркрафтфарцойг-251». Недаром же я в ШОН зубрил силуэты и названия вражеской техники…
Мы залегли за трухлявым поваленным стволом и пропустили броневик. Он ехал в единственном числе, и Валуев, выждав, снова повел нас в прежнем направлении. Правда, на дорогу мы уже не выходили. Шли рядом по лесу.
Поднявшийся ветер наполнял воздух шелестом листьев и шуршанием хвои, а когда он вдруг унялся, я расслышал голоса – говорили на немецком. Я уже руку поднял, чтобы предупредить наших, но Альбиков меня опередил.
Перекинувшись парой слов с Валуевым, Хуршед ушел на разведку.
Пользуясь случаем, я стащил с себя ранец и сделал пару упражнений, чтобы расслабить мышцы плеч и спины, – помогает. Слава богу, ноги не болели – вот что значит правильная обувка!
Без шума вынырнув из кустов, Альбиков тихо доложил:
– Там поляна, «Ганомаг» съехал на нее. Один меняет колесо, пулеметчик бдит, командир курит, еще трое ссут. Дверцы в кузове открыты, и видно, что немцев всего шестеро.
– Что ты предлагаешь? – прямо спросил Петр.
– Перебить фрицев и захватить «Ганомаг»! Иначе мы до Лозовой будем двое суток добираться!
– Спалимся! – сказал Валуев, почесывая затылок.
– Да и хрен с ним! – горячился Хуршед. – Во-первых, немцы и так знают, что мы где-то здесь, во-вторых – вряд ли ожидают от нас такой наглости!
Валуев снова почесал в затылке и махнул рукой.
– Ладно! Валим немцев – но только без шума! А командира надо бы живьем взять – поговорим с ним по душам. Выдвигаемся!
Я быстро извлек из кармана рюкзака «Наган». Хуршед задержался на секундочку, крепя «БраМит» на ствол винтовки. Без шума, без пыли…
Когда мы подобрались к поляне, немцы уже оправились. Все в сапогах с короткими голенищами и в замызганных маскхалатах, причем трофейных – наших, советских, с расцветкой «Амеба»!
Немцы курили всем хором. Даже пулеметчик дымил.
Он единственный был в каске, остальные в пилотках, а командир – в фуражке, сопливый белобрысый лейтенантик. Ничего, сейчас мы тебе носик подотрем…
– Хуршед, – прошептал Валуев, доставая свой револьвер с глушителем, – валишь того типа за пулеметом.
– Принято!
– Игорь, на тебе – мехвод!
– Есть!
Себе с Хосебом Петр оставил мотострелков. Я осторожно привстал на одно колено, боком уперевшись в ствол дерева, и поднял «Наган», придерживая правую руку левой за запястье.
Механик-водитель уже справился с колесом и деловито вытирал руки ветошью. Выглядел он настоящим громилой, широченные плечи распирали масккостюм, а квадратная морда такая, что, как говорил мой дед, «за три дня не обсерешь».
– Огонь! – прошелестела команда.
«Наган» пшикнул, и пуля вошла мехводу в голову, забрызгав мозгами маскхалат лейтенанта. Ай-яй-яй, говорят, мозговое вещество не отстирывается!
Чпокнула винтовка Альбикова, и пулеметчик, дернувшись, сполз вниз. Валуев с Алькортой выстрелили дуплетом, укладывая разом парочку немцев – те повалились друг на дружку, а вот третьему удалось избежать расстрела. Почуял ли он опасность или споткнулся на ровном месте, но на землю упал очень вовремя – две пули прозудели над ним, звонко шлепая по борту «бэтээра».
Фриц перекатился, заполошно крича: «Аларм!», но предупреждать уже было некого – все камрады попередохли, а командир, согнувшись в три погибели, натужно блевал.
– Пионер, бери офицера! Мы прикрываем!
Я поднялся и, держа «Наган» в руке, метнулся к лейтенантику, стараясь одновременно контролировать и его, и уцелевшего пехотинца. Завидев меня, пехотинец приподнялся, вскидывая винтовку, и Альбиков мгновенно воспользовался этим – пуля из снайперки вошла немцу точно в правый глаз.
– Гутен морген, херр официр! – поздоровался я, рывком преодолев разделяющее нас пространство и уперев толстую трубку «БраМита» в висок белобрысому.
«Херр официр» разогнулся, поднимая на меня бледную, перекошенную, усеянную конопушками физиономию, и тут же принял правила игры – задрал руки вверх.
– Имя, звание, номер части, размер лифчика, емэйл! – потребовал я, одновременно свободной рукой вынимая из его кобуры пистолет. И повторил требование по-немецки, опустив фразу про лифчик и электронную почту.
– Дитрих Шульц, ихь бин лойтнант, – пролепетал «херр официр» с каким-то запредельным ужасом глядя на живых и злобных русских унтерменшей, которые внезапно оказались так близко от его тельца, и внезапно зарыдал.
Шульц раскололся сразу и полностью. Мне даже не пришлось задавать наводящие вопросы – размазывая по лицу сопли и слезы, лейтенант исповедовался, как перед первым причастием.
– Ну, и что такого интересного поведал этот опарыш? – осведомился Валуев, закончив «зачищать поляну», – убитых фрицев обыскали, забрали документы, собрали оружие.
– Он из 25-й моторизованной дивизии, из танковой группы фон Клейста. Первый взвод первой роты первого батальона – полковые разведчики.
– Разведчики? А чего он тогда ревет, как девчонка? – удивился Валуев.
– Он на фронте второй день, до этого служил в тыловой дивизии, никогда в бою не бывал, русских солдат не убивал… – улыбнулся я, переводя жалкие попытки Дитриха оправдаться. – Говорит, что спешил в расположение полка – это в пяти километрах отсюда.
