Вот гад самовлюбленный! Ну, погоди, я тебе устрою гаремную жизнь!
Но все это — потом. Сейчас требовалось сосредоточиться на задании. И я уткнулась в сценарий.
Мужчина, которого преследуют неприятности, словно он их притягивает. Согласно придумке создателей шоу, мне нужно было разыграть виденье «родового проклятья», посоветовать сходить в церковь, исповедаться, поставить свечку и так далее, стандартный набор колдунов.
Но когда я вошла в комнату, едва не упала от тяжелой, напряженной атмосферы. Словно попала внутрь бетонной плиты.
Тот, кому предстояло давать советы, сидел за столом. Невысокий, худой. Приятная внешность пряталась за банальной неухоженностью: стрижка «лесенкой», обветренная кожа, сейчас замаскированная стараниями гримеров, руки с заусенцами — видно, что он придерживался мнения, что маникюр — для геев, а настоящие мужики таким не заморачиваются.
Ведущий представил нас друг другу и предложил угадать, что происходит с обратившимся за помощью. Я устроилась напротив, попросила взять себя за руку и прикрыла глаза — работать на камеру научили сотни интервью.
Темнота. Привычные звуки съёмок. Близкое дыхание четырех человек: мое, страдальца, ведущего и…
Я резко открыла глаза. Пусто! Оператор держался подальше, а звуки записывались на специальные микрофоны, которые ассистенты тянули к нам на длинных палках.
Но хрипловатое, с легкой хрипотцой дыхание слышалось очень отчетливо. Чтобы сосредоточиться, пришлось снова закрыть глаза. Успокоившись, я опять осмотрелась, на этот раз осторожно, сквозь ресницы.
Легкая пелена скрыла реальность и на её фоне, как в театре теней, проступило сокрытое. Рядом с мужчиной, положив ему на плечо руку, сидела женщина. Тройной подбородок каскадом опускался на грудь, а пальцы, напоминающие сосиски, с=беспрестанно шевелились: то расправляли воротничок клетчатой рубашки, то игриво поглаживали тонкую ткань.
Лярва! И очень сильная. Я даже засомневалась, что справлюсь. Первым порывом было сделать вид, что ничего не случилось и следовать сценарию. Но набрякшие веки поднялись и на меня уставились водянисто-серые глаза с радужным зрачком. Толстые губы разошлись в усмешке, открывая ряд треугольных зубов. Эта тварь знала, что я её вижу, и потешалась!
— Вам не везет с женщинами, — не спросила, констатировала.
Мужчина и бровью не повел, только кивнул:
— В последнее время.
Новая ухмылка жирной бабищи. А толстая рука уже по-хозяйски обвивает плечи несчастного. Это чем же он её так раскормил? Что за тайные желания? Какая обида живет у мужчины в сердце?
— Как долго это «последнее время» длится? Лет восемь?
На лице промелькнули эмоции. Ну а что тут угадывать? За меньший срок такого паразита не вырастишь! Я замолчала, не зная, как спросить напрямую, а ведущий напомнил:
— У вас осталось десять минут.
Проклятье! Да что за это время успеешь-то? Хотя только и надо «угадать», что происходит с несчастным. И я спросила в лоб:
— Импотент?
Вокруг воцарилась тишина, которую нарушали одышливые хрипы лярвы.
Затягивать не стала:
— Рядом с вами лярва сидит. Она и гадит. Женщин отваживает…
Лицо мужчины вытянулось от удивления, и тут призрак взвизгнул как-то очень тонко и скрипуче, подобрался и бросился вперед.
Прыжок впечатлял! При такой комплекции двигалась лярва свободно и быстро. Но я успела отклониться, просто рухнула со стула на пол, пропустив гадость поверху. Она шмякнулась на пол и легко развернулась, помогая себе руками — ноги такую тушу не держали.
Сейчас она напоминала медузу или амебу. Жирное тело колыхалось при каждом движении, и это сбивало с толку. Поняв свое преимущество, лярва кинулась снова прежде, чем я успела встать. Так стремительно, что я даже откатиться не смогла и уже почувствовала вонь её дыхания, замаскированного… жвачкой? Уже чувствуя, как тяжелое тело придавливает к полу, понимала: она меня просто раздавит. И попрощалась с жизнью.
Ровно в этот момент раздались быстрые шаги, кто-то вскрикнул и трясущаяся туша остановилась в полете, словно на стену наткнулась. А потом заскулила и начала отползать подальше от Ворона, который встал между нами.
9
— Уберите камеры! — прорычал так, что у меня волосы зашевелились. Даже лярва не так напугала.
Она отползала, все так же опираясь на руки — времени встать хотя бы на четвереньки Кир не давал. По пути зацепилась за ведущую, и та взвизгнула, ощутив леденящий холод.
Краем сознания отметила, что надо потом глянуть, вдруг остался ожог или еще какая «прелесть». А пока только и могла, что пытаться встать. Ноги не держали, хотелось заползти в темный угол и закрыть глаза, как в детстве: «если я тебя не вижу, то и ты меня не видишь». Но водянистые глаза то и дело искали меня среди подскочивших людей. Окружающие помогали, поднимали на ноги, спрашивали о самочувствии… пока стул, стоящий на пути лярвы, не отлетел в сторону.
В комнате воцарилась тишина, которую нарушали только тяжелые, уверенные шаги Ворона:
— Уйдите. Все. Вон отсюда! — последние слова проорал, и присутствующие кинулись к дверям. В комнате остались четверо: я, Ворон, примерзший к стулу мужчина — кормилец лярвы и эта пакость.
— Гелла, тебе лучше тоже… уйти!
Я бы и рада, да ноги не держали. Почему-то отказали именно сейчас, хотя я и до этого встречалась с нечистью, и даже вступала в мелкие стычки. Но сейчас все было по-другому.
— Гелла? — он на мгновение повернулся. В черном взгляде полыхало пламя.
Оценив ситуацию, Ворон вздохнул:
— Тогда хоть зажмурься… И ты тоже, — выплюнул в сторону замершего на стуле мужчины.
Несчастный дышать боялся после того, как вещи стали летать по комнате.
А лярва собирала силы. Она темнела, как грозовая туча, разве что молниями не искрилась. Они сорвались с пальцев Кира. Щелчок, пасс руками, и ошметки того, что было демонической тварью, стекают по стенам, быстро превращаясь в темный дым. А сам Ворон, подняв стул, устроился на нем верхом, сложив руки на спинке:
— Теперь с тобой поговорим. Полегчало?
Мужчина сжался под тяжелым взглядом, но все-таки кивнул, пусть и неуверенно.
— Ты как?
— Жива!
Тело жаловалось, когда я поднималась на ноги и шла к креслу, стараясь не наступать на растворяющиеся куски лярвы. Ну вот какого черта я согласилась с идеей Ольги поучаствовать во всем этом шабаше? Сидела бы сейчас дома, писала очередной роман… Нет же, больше славы богу славы! Что поделать, пиар никогда лишним не бывает, тем более в литературе, где такая бешеная конкуренция!
На мои стоны никто внимания не обратил. Только «пострадавший» вжал голову в плечи, и то, больше от страха, чем от чувства вины. Это он напрасно. Судя по всему, Ворон собирался объяснить ему, в чем тот неправ. Наверное, это нужно было самой сделать, но сил не было. Поэтому я просто устроилась в жестком кресле так, чтобы тело не сильно болело.
