— Вася! — выдохнула Груня, пытаясь окинуть взглядом свой наряд.
— А так даже лучше, — нахально ухмыльнулся Васька, сверкая карим взглядом, прикипевшим к вырезу на груди.
— Красивое было платье, — вздохнула Груня.
— Угу, — промычал Васька, а его руки уже пустились по телу жены.
— Так и помню, мне двадцать, ресторан, банкет, Геля уже ходит в розовом платье… — пустилась в воспоминания Груня.
— Кабинет, кружевное белье и Вовчик в дверь стучит, — поделился своими воспоминаниями Барин, — Помню-помню. Твой друг умеет ломать кайф.
— Во-первых, он и твой друг, — рассмеялась Груня, даже не пытаясь отвести жадные руки мужа от своего тела, — Во-вторых, ты тоже ему не раз, как ты говоришь, ломал кайф.
В ответ Барин хмыкнул, но согласно кивнул. Что было, то было.
— Нет, что бы ты сейчас не говорила, до ночи я ждать не буду, — решительно заявил Барин и, не слушая краткого возмущения Груни, потащил ее в подвал, поскольку туда идти было ближе, чем в спальню.
Оказавшись в спортзале, Васька захлопнул дверь и закрыл ее на замок. И уже там, оставшись в полной тишине и уединении, Барин окончательно избавил жену от платья, вернее, от того, что от него осталось.
Уложив пигалицу на диван, который появился здесь много лет назад, и весьма часто использовался по назначению, Барин навис над своей пигалицей, опираясь на руки. Грунька ждала, что он склонится и начнет целовать ее, неистово, жарко, как и каждый раз, когда они оставались вдвоем, но Вася молчал и смотрел на нее, словно увидел впервые.
— Знаешь, я влюбился в тебя сто лет назад, — вдруг тихо произнес самый неромантичный, по собственному мнению, мужчина, — Тогда ты была до одури красивой. Крышу рвало от тебя. А теперь…. Теперь даже не знаю, как и сказать.
Груня улыбнулась, обхватила лицо Васьки ладошками. Не часто муж откровенничал на тему чувств. Но она всегда, каждую минуту знала, что он любит ее и их детей. Безумно любит.
— Я уже и не знаю, где начинаешься ты, и заканчиваюсь я, — попытался выразить свои мысли Барин.
И Груня все поняла, обняла мужа крепче и прижала к себе.
— Ты мое всё, — тихо шепнула она в ответ, касаясь губами уха любимого мужчины.
Васька улыбнулся, кивнул, крепко прижал свою пигалицу к себе. Перекатился на диване, чтобы девчонке было удобнее. Как и каждый раз, чувствуя, как кожу покалывает от близости, и хочется вжать хрупкое тело пигалицы сильнее, крепче в себя, чтобы не разлепить, не разорвать, чтобы навсегда, навечно….
— А давай пятого? — вдруг проговорил Васька, хитро улыбаясь и скользя требовательными руками по спине и бедрам своей девчонки.
— Неееет! — возмутилась Груня, а потом милостиво, — А знаешь, я не «против».
А потом, спустя короткую паузу, когда Барин уже размечтался на тему пола будущего ребенка, а лучше — сразу двойни, Груня добавила, озорно шепнув мужу на ухо:
— Если сам будешь вынашивать и рожать, — подвела итог пигалица, — А я весьма ответственно подойду к процессу зачатия и воспитания.
— Хитрая лиса, — рассмеялся Барин, а потом стало вдруг не до смеха. Пигалица, как и обещала, подошла к процессу ответственно. А у Барина, каким бы суровым, грозным, циничным и наглым он не был, имелась одна большая слабость к собственной жене и к каждой проведенной с ней минуте близости. Вот и сейчас, мысли вмиг исчезли из головы, оставив вместо себя сплошной кайф, стопроцентное наслаждение и безумную любовь к своему зайчонку.
Конец…