Васька молчал и не шевелился. А Груня отсчитывала удары колотящегося сердца любимого мужчины. И своего, бьющегося с не меньшей скоростью.
— Я кричал на тебя, — хрипло прошептал Барин, — А если бы ударил? Сам не знаю, что на меня нашло.
— Не ударил бы, — уверенно заявила Груня, — Ты ведь любишь меня.
— Люблю, — еще тише подтвердил Барин, — А ты меня.
— И никогда не уйду, — продолжила Груня, прекрасно помня о специфике отношений Васи с матерью, — И тем более не оставлю нашего сына.
— Дочь, — уверенно исправил Васька жену, а потом вздохнул и добавил, — Я знаю, ты не она.
— Да, все верно, — шептала Груня.
Васька обхватил ладошки пигалицы своими руками. Хотелось сжать их крепче, но было страшно не рассчитать силы и причинить боль. Вместо этого он расправил ее ладонь и прижался к ней ртом, вдыхая любимый запах, проникший под кожу уже, кажется, вечность назад.
Груня теснее прижалась к мужчине, прикрыв глаза, вдыхала присущий ему одному запах. Прикосновения твердых губ, едва ощутимая щетина, успевшая отрасти задень, горячее дыхание, капельку участившееся, и сильные удары сердца сводили девчонку с ума. Как и каждый раз, каждую минуту их близости.
Васька хотел быть нежным, но после всплеска адреналина руки все еще подрагивали, а в пальцах скопилось напряжение. Но Груня все решила сама. Поднырнула под руку и встала лицом к парню.
— Зайчонок, со мной пипец как трудно, — тихо признался Барин.
— За это и люблю, — улыбнулась девчонка и прильнула ближе, пробираясь ладошками под ткань майки.
Ее губы прижались к мужской шее, а юркий язычок прошелся по влажной коже.
— Грунь, двинем в спальню, — выдохнул Васька, а руки уже пробрались под столь ненавистную им рубашку и скользнули вдоль пояса брючек.
— Зачем? — наигранно удивилась девчонка, — Мне хочется здесь.
— Неудобно, — голос Барина звучал все ниже, с хрипотцой, которая буквально наждаком прошлась по оголившимся чувствам пигалицы.
— У тебя замечательная дубленка, а маты почти новые, — заметила Груня, обхватывая мужа за шею и привлекая ближе к своей, показывая, где именно хотела бы почувствовать его губы, — Нет, не спорю, не так удобно, как в кабинете, и не так экстремально, как на нашей свадьбе, но мне хочется прямо здесь.
— На свадьбе ты играла нечестно, — припомнил Барин, послушно исследуя ртом изгибы шеи жены, задерживаясь на бешено бьющейся венке, — Кто же выходит замуж без трусиков?
— Я не виновата, что они безбожно натирали, — вздохнула Груня, а потом и шумно выдохнула, когда Васька склонился ниже, заставив девчонку прогнуться и откинуться на его руку, открывая своим жадным губам доступ к вырезу рубашки, сквозь который просматривалось кружевное белье.
— А на вид красивые, — хрипло пробормотал Барин, — Кажется, до сих пор лежат у меня в пиджаке.
— Господи, Вася! — возмутилась Груня, — Ты второй месяц носишь мое белье в кармане?
— А может быть, они приносят мне удачу? — рассмеялся Василий Павлович.
Груня хмыкнула, но вопрос оставила без ответа. У нее появилось более интересное занятие. Ее пальцы, кажется, принялись жить своей собственной жизнью, пробираясь в самые стратегически важные места.
Удовлетворенно выдохнув, Груня расстегнула ремень на брюках мужа.
— Точно здесь? — вновь спросил Васька, но чувствовал, что вряд ли доберется до спальни.
— Хватит болтать! — шикнула на мужа Груня, и принялась непослушными пальцами стаскивать брюки Барина. А после и вовсе пробралась под белье, касаясь разгоряченной кожи.
Васька, проглотив тихий мат, выдохнул, чувствуя короткие ноготки на своем теле. Но он ведь не тормоз, останавливать жену, когда она чувствовала себя раскрепощенной и дарила крышесносный кайф. Его тело откликалось на каждое движение, каждый стон, каждый вдох. Руки, повторяя движения пигалицы, скользнули в узкие брючки, а дальше и под женское белье.
— Зайчонок мой! — простонал Васька, когда понял, что трусики девчонки уже влажные, дыхание — горячее, а ласки более откровенные.
На мгновение, оторвавшись от обожаемого каждой клеточкой тела, Барин прикинул, куда бы им перебраться. Даа, нужно бы срочно ставить диван, большой и удобный. Как-то он не подумал, что у него крышу сорвет прямо в спортзале, где пол был устелен матами, а из мебели имелся только табурет.
Взгляд зацепился за дубленку. Нет, ну, в принципе, если Грунька сверху, то вполне себе можно и на полу.
А потом мысли Барина оборвались и иссякли. Мыслительный процесс более не протекал в его черепной коробке, потому, что жена, оставив жадный поцелуй в вырезе майки, юркой змейкой скользнула вниз.
— Пигалица! — вяло возмутился Васька, не позволяя ей опуститься на пол, удерживая крепкими руками на весу.
— Я хочу! — тряхнула Груня рыжими кудрями, — Ты каждый раз…. А я ни разу!
— А может, не надо? — Ваське пришлось облизнуть губы, пересохли, как только он представил, что именно хочет его девочка.
— Надо, Вася, надо, — решительно заявила Груня и вернулась к поцелуям.
Миновав майку, пигалица дернула белье Барина вниз. Васька не знал, куда пристроить руки. И стены далеко, и чертова груша, раскачиваясь, не давала нужной опоры. Васька зарылся пальцами в рыжий шелк волос и глянул вниз сквозь полуприкрытые веки.
Девчонка, стоявшая перед ним на коленях, буквально взорвала его мозг. Ее руки порхали по его бедрам, а потом тонки пальчики обхватили его плоть, сдавливая и двигаясь в такт рту.
— Зайчонок, я сейчас на пол ёб…упаду… — признался хриплым голосом Васька.
— Падай, — разрешилась Груня, на миг оторвавшись от своего занятия и взглянув на мужа.
Васька задохнулся от коктейля чувств, игравших на лице любимой девчонки. От наслаждения, до нежности. Как и обещал, Барин рухнул на маты, а пигалица устроилась сверху.
— Я еще не закончила, — пробормотала девчонка, улыбаясь и скользя языком по пересохшим вмиг губам.
— Зато я, по ходу, скоро, — выдохнул Барин, а потом вновь перестал дышать, когда его девчонка вернулась к прерванному занятию.
Он честно терпел, ну, пытался, по крайней мере, как-то тише стонать, совсем не материться, и добраться до белья Груни, чтобы стащить его. Но пигалица не давала, отводила его руки в стороны, шипела, постанывала так, что Барин не мог сдержаться. Он был обречен. Плотно закрыв глаза, зажмурившись так, что заплясали черные точки, Вася понимал, что потерян для общества. Мира вокруг не существовало, остались только дразнящие и жизненно необходимые движения рук и рта девчонки, ее тяжелое и рваное дыхание и шелк ее волос между пальцами.
Груня, наглым образом воспользовавшись майкой Васьки, словно полотенцем, улыбалась. Барин лежал и не подавал признаков жизни. Дышал часто, но спустя минуту открыл глаза и пристально взглянул на нее.
