— Умеешь, — по-мальчишески улыбался Васька, — Вон как ворчишь.
— А вот и нет, — фыркнула Грунька.
— А вот и да, — парировал Василий, утягивая свою девчонку по лестнице, а потом и в сторону кухни.
Оказавшись в дверях комнаты, Васька заулыбался еще шире.
— Анна Михайловна! Как я рад вас видеть! — воскликнул парень.
— А ты все такой же, — улыбнулась тетушка Нюра счастливой улыбкой, — Сама непосредственность.
— А еще он редкий хам и упрямец, — заметил Пал Палыч, — Грунечка, садись за стол. Чего застеснялась? Все свои.
— Па, а, па? — глядя с улыбкой на Анну Михайловну, поинтересовался Барин, — А можно Анну Михайловну я буду мамой Нюрой называть?
— Паяц, — вздохнул мужчина, а когда Груня, коротко поцеловав тетушку в щеку, уселась на указанное Пал Палычем место, — Кстати, вот именно поэтому мы и захотели вас собрать.
— Ясень перец, — хмыкнул Васька, — Мам Нюр, а можно я вас обниму?
— Иди сюда, охламон, — рассмеялась женщина, протягивая руки к парню, — Как же я скучала по тебе, ребенок!
Васька обнял хрупкую женщину и подмигнул Груне, наблюдающей за разворачивающимися событиями с улыбкой. От ласковых, по-матерински добрых и нежных рук женщины внутри Барычинского появилось давно забытое чувство. Вдруг вспомнилось, как будучи мелким пацаном, Вася любил вот так прижиматься к подруге отца. Она всегда находила для него свободную минутку, чтобы выслушать, расспросить как дела в школе или во дворе с друзьями. Те полгода, что Анюта жила с Барычинскими приятными моментами отложились в памяти юного Василия Павловича. Васька четко помнил, как однажды перед сном пожелал, чтобы именно Анюта была его мамой, а не та почти чужая женщина, которой и дела не было дородного сына, которую он видел раз в год на день рождения, а потом она и вовсе позабыла эту дату.
— Василёчек-Василёк, — ласково погладила Анна Михайловна парня по макушке, правда, с трудом смогла дотянуться, — Я бы и не узнала тебя. Вон, в какого парня вымахал.
— Ну, вымахал, — вмешался Пал Палыч в общение родни, — Только мозга так и не прибавилось.
— Бать, ну чего ты шарманку завел? — в шутку обиделся Барин, — Да если бы не я, так и чах бы по своей Анютке.
— Спешу напомнить, — заметил Пал Палыч, ставя перед Груней чашку ароматного чая, — Что Грунечку на работу взял я. А кое-кто сильно буйный хотел ее уволить в первый же день.
— Василий Павлович?! — недовольно произнесла Груня, — Значит, уволить хотел?
— Зайчонок, да прости дурака, — притворно раскаялся Бася, — Глупый был.
— А сейчас, значит, поумнел? — хмыкнула Груня.
— Давно, — Васька уже выпустил из рук Анну Михайловну и принялся моститься около Груни, но девчонка намеренно заняла весь диванчик и не собиралась пододвигаться и уступать Барину место, — Как глаза раскрыл пошире, так и поумнел.
— Грунь, ты присмотрись, — хмыкнул Пал Палыч, — Это же сплошной комок поганого характера и буйного нрава, а не человек. Слово «адекватность» ему не знакомо.
— Бать, вот не лезь, а! — уже начинал злиться Барычинский-младший, места ему радом с пигалицей так и не дали, сесть заставили через весь стол, напротив, еще и глаза Груне вздумали раскрыть на его поганый характер.
— Да я уже привыкла, Пал Палыч, — ласково улыбнулась Груня отцу, — И потом, уволить меня можете только вы.
Васька перестал хмуриться и даже криво усмехнулся. А потом, поймав взгляд Груни, брошенный украдкой на него, и вовсе развалился на стуле, как большой и довольный жизнью кот. Потому, как в ее взгляде прочел гораздо больше, чем она хотела сказать словами.
— Так чего вам не спится в такую рань? — перевел Васька разговор, приступая к аппетитному омлету и к пирогам от Михалыча, которыми всегда был забит холодильник в загородном доме мужчин.
— Анюта согласилась стать моей женой, и мы распишемся сегодня, — выдал Барычинский-старший.
— Ух, ты! — пробасил Васька, — Поздравляю!
— А не рано? — тихо спросила Груня, — Вы ведь только вчера встретились.
Васька перестал жевать, серьезно посмотрел на пигалицу. Та хмурилась и глядела на Анну Михайловну. Пал Палыч замер и тоже неотрывно следил взглядом за женщиной. А Анна Михайловна вперила взгляд в чашку чая, стоящую на столе.
— Такс, — встал Васька на ноги, строго проговорил, — Никуда не уходите, мы мигом.
Дальше Василий стремительно подошел к пигалице, быстренько выудил ее из-за стола и потащил из кухни, пока она не начала разглагольствовать на тему стремительного развития отношений предков.
— Вась, ну, все, отпусти меня, — Груня болталась на плече Барина, свесив руки упираясь лицом в его спину, — Я все поняла. Глупость сказала. Пойду, извинюсь.
— Зайчонок, — вздохнул Васька, ставя девчонку на пол, — Он ее искал почти двадцать лет. Она, думаю, тоже там без него страдала и любила всю жизнь. Такие отношения не забываются, а с годами только крепче.
— Ясно, — вздыхала Груня.
— Я вообще не удивлюсь, если Анюта сидела все это время без мужика, — продолжал Василий, — У нее на лице все написано.
— Ясно, — повторила Груня.
— Чего тебе ясно? — усмехнулся Барин, а потом, прежде, чем успел подумать, ляпнул, — А ты бы ждала меня двадцать лет?
— А ты меня ждал бы? — Грунька подняла на парня широко распахнутые зеленые глаза, в которых плескался ураган чувств и эмоций.
— Понимаешь, Грунь, физиология — штука такая непонятная, что… — пробормотал Васька.
— То есть, нет? — прищурилась Груня, — То есть, мне, как женщине ждать полагается, а тебе — как представителю сильного и несгибаемого пола, можно загулять?
— Грунь, ты вот сейчас вообще не о том, — принялся оправдываться Василий, нутром чуя, что как-то он начинает влипать, и скандал уже маячит на горизонте.
— Слушай внимательно, Василий Павлович! — принялась отчитывать Груня парня, ткнув указательным пальцем в его грудную клетку, — Я не потреплю загулов налево, направо и в прочие стороны!
— Грунь, да я не уверен, что… — начал Васька, но вновь был прерван гневным взглядом разъяренной рыжеволосой фурии.
— Не уверен — не обгоняй! — рявкнула Груня, — Бабник!
И не слушая возражений Василия, Груня развернулась и стремительно пошла в сторону кухни. Васька почесал затылок, думая, как умудрился вот так налажать. А Груня тем временем уже оказалась около тетушки и принялась ее обнимать. Далее девчонки всплакнули от радости и до хмурого Баси им не оказалось никакого дела.
— Зайчонок, а давай… — начал было говорить Васька, но, наткнувшись на прищур зеленых глаз, умолк.
— Не давай, — прошипела Груня.
А после завтрака девочки отправились за платьями. Василий, пиная попавшиеся под раздачу шмотки в комнате, собрался и уехал на стройку. Пал Палыч, посмеиваясь над сыном-охламоном, вызвался быть личным водителем своих нежно любимых и обожаемых дам. И уже в машине, следя за дорогой и бросая изучающие взгляды на притихшую на заднем сиденье девчонку, улыбнулся.
