— Да нет, романтик из меня, как из дерьма пуля, — хмыкнул Васька, — Просто вспомнил про это место. В детстве часто тут играли с Герычем. Вид красивый. Горд как на ладони. А ночью звезды видно.
— Врешь ты все, — уличила Груня Барина и вновь устроила голову парню на грудь, потерлась щекой о ткань рубашки.
Свитер Василий натянул на Груню перед тем, как они легли на кушетку и завернулись в пледы. Девчонка попыталась возразить, что и в своей мастерке ей не холодно, да и курточка была на ней. Но Барин не слушал, стянул с себя вязаный свитер и надел на пигалицу. А поверх и куртку. Налезла с трудом, зато Грунька не замерзнет. К тому же, погода была безветренной и, несмотря на позднюю осень и пролетающие снежинки, в беседке было достаточно тепло. Да и схитрил Барин. Припер из багажника своего Мерса приготовленный специально для этого места тепловентилятор и подключил его, установив у противоположной стены. Так что в кирпичной беседке было тепло и уютно. К тому же, девчонка под боком грела похлеще любого радиатора, пьянила круче высокоградусного алкоголя. А если учесть, что ревность все еще бурлила в крови, то Барину о холоде думалось в последнюю очередь.
— Значит, Анна Михайловна — твоя тетя, — задумчиво проговорил Васька, стараясь отвлечься от мыслей о податливом девичьем теле в руках и переключить их на недавние события.
— Знаешь, я в глубоком шоке, — призналась Груня, — Оказывается, они были знакомы. Поверить не могу!
— Я тебе скажу больше, — хмыкнул Васька, о прошлом отца он был куда осведомленнее, чем пигалица, — Они жили вместе. А потом Анютка исчезла в неизвестном направлении. Батя, помню, слетел с катушек. Искал везде. По ментам носился. Связи поднимал. Но не нашел. Мне было десять лет тогда, но я четко помню, как он бухал на кухне ночами, зажав фотку в руке.
— А почему исчезла? — тихо спросила Груня.
— Не знаю, — ответил Вася, — Батя не говорил. Помню только, что с матерью он тогда сильно поскандалил. Я думал, он ее грохнет. Они как раз разводились, а она все с бумагами мудрила.
— Я думала, твоя мама умерла, — честно призналась Груня, поглаживая Ваську по груди ладошкой.
— Для меня да, умерла, давно, — невесело усмехнулся Василий, — Не хочу о ней сейчас говорить. Единственное, что она умудрилась сделать хорошего — это родила мне сестру.
— У Пал Палыча есть дочка? — Груня едва не подпрыгнула на месте от удивления, но Васька заставил ее вернуться обратно в его объятия.
— Не-а, отцы у нас разные, — пояснил Вася, улыбаясь и вспоминая ураганчик, коим была его младшая сводная сестра, — Ивка тебе понравится. Уверен, вы найдете общий язык и будете дружить против меня.
— Дурачок, — ласково пожурила Груня парня, — Против тебя не будем.
— Знаю я вашу женскую солидарность, — хмыкнул Барин, — Дашь слабину и на голову сядете всем семейством.
— Больно нужно, — проворчала Груня.
Молодые люди замолчали, глядя в звездное небо. Шевелиться не хотелось, как и вставать и уходить из беседки, несмотря на поздний час.
— Я теперь понимаю, почему тетушка часто плакала ночами, — проговорила Груня, — И почему не любила город. Она не рассказывала про Пал Палыча. Говорила только, что когда-то давно любила достойного мужчину, но не могла быть с ним. Вот и решила жить в деревне. И меня там воспитала, когда погибли родители. Я ее очень люблю и хочу, чтобы она тоже была счастлива.
— Это понятно, — вздохнул Василий, а потом, помолчав, добавил, — Я даже точно знаю, кто теперь будет основательно работать над ее счастьем.
— Твой отец? — поняла Груня.
— А то! — хмыкнул Васька, — Я его знаю. Теперь, когда нашел, не отпустит. Он мне как-то говорил, что Анюта — его единственная настоящая любовь.
— Романтик он, — улыбнулась Груня, — Ты весь в него.
— Зайчонок, — вздохнул Васька, — Не нужно видеть меня лучше, чем я есть. Правда, не стоит. Ты же видишь, какой я.
— Вижу, — украдкой улыбнулась Груня, но предпочла не переубеждать его. Он, кажется, и сам о себе всего не знает, какой он добрый, чуткий, отзывчивый и романтичный. Да, пусть он собственник, грубиян и хам порядочный. Но он настолько глубоко и тонко чувствовал своего отца, ее саму, так тепло говорил о сестре, что Груня понимала, не может этот человек быть плохим. Никак не может. Что бы ни говорил Тарас Вольных.
Груня замолчала, лежа и греясь в надежных руках Барина. А Васька и сам, успокоенный ровным дыханием и мягким поглаживанием теплых ладошек, понял, что вот-вот уснет.
— Зайчонок, — вздохнул Василий, — Здесь, конечно, круто вот так лежать, но не сезон. Давай-ка двигать в сторону дома.
— Не хочу никуда ехать, — честно призналась Груня, глубже пряча нос в район шеи Барина, и чувствуя, что начинает краснеть от вырвавшегося признания.
— Так я и не отпущу тебя, — нахально заявил Барычинский, — Здесь до нашего с батей дома рукой подать. У меня останешься.
— Вааась… — начала Груня, но Барина прервал девчонку.
— Не хочу тебя отпускать, и потом, уже почти утро, лучше поспим лишний часок, чем потащимся в город, — резонно говорил Василий, — А я, так и быть, честно не стану тебя домогаться.
Грунька насилу смолчала. Вздохнула. Эх, знал бы кто, как сильно ей хочется, чтобы этот сильный и соблазнительно-сексуальный мужчина ее домогался. Но невинными неопытным девушкам не пристало намекать на интим и безобразия, вот и пришлось Груне смолчать, тихо помочь сложить пледы, сесть в машину и пристегнуться. А спустя пятнадцать минут черный Мерседес Барина уже парковался около двухэтажного особняка. Васька выудил из машины немного смущенную Груню, тихо уверил, что в доме нет никого, разве что бати, и потащил в дом.
Когда молодые люди вошли в просторный холл, то их внимание привлек свет, льющийся в коридор из кабинета отца через приоткрытую дверь. Приложив палец к губам, Васька взглянул на Груню. Та все поняла и на цыпочках прокралась вслед за бесшумно передвигающимся Василием. Молодые люди подошли к приоткрытой двери. Картинка, свидетелями которой они стали, заставила их тихо улыбнуться.
Пал Палыч сидел на удобном диване, а в его руках устроилась Анна Михайловна. Они о чем-то тихо шептались, то улыбаясь, то прерываясь на неспешные поцелуи, словно им было лет по шестнадцать, то обнимая друг друга. Они все говорили и говорили, не обращая внимания на окружающий мир, стремясь быть ближе друг к другу и рассказать, как провели почти двадцать лет друг без друга.
Груня, смахнув украдкой набежавшую слезинку радости, вздохнула. Но тут же попала в крепкие объятия Барычинского. Прижав к себе девчонку, Васька понес ее в свою комнату. И оказавшись на втором этаже, выпустил пигалицу из рук.
— Вот, держи, футболка, — протянул Васька Груне сложенный предмет гардероба, который он извлек из шкафа у стены, — Там ванная. Я перекурю на балконе, а то уши пухнут. И вернусь.
Груня послушно кивнула. Скрылась в ванной и принялась за вечерние процедуры. Чтобы принять душ, умыться и почистить зубы новой щеткой, которую она отыскала в тумбочке, Груне хватила пятнадцати минут. Надев футболку, девчонка взглянула на свое отражение.
