Наконец вафельный рожок закончился, я отряхнула руки и колени от крошек и встала. Сегодня я лягу пораньше и хорошенько высплюсь, завтра пойду и посмотрю на «Поклонение волхвов», погуляю по садам Боболи и… и еще что-нибудь сделаю. Не стану ничего планировать, поплыву по течению как вон тот кленовый лист, ветром занесённый в реку.
Ночью пошёл дождь. Я накинула халат, вышла на балкон и долго смотрела, как рябит зелено-коричневая вода Арно под тяжёлыми каплями. Потом вернулась в постель и уснула, словно каменная, без грёз и сновидений.
Разбудило меня солнце и запах свежих булочек. Я открыла один глаз и лениво подумала, не подремать ли еще полчасика, но тут вспомнила, что хозяйка отеля, синьора Латифи, обещала напечь к завтраку моих любимых улиток с изюмом и корицей. Пришлось вставать. Впрочем, было совсем не рано, стрелка часов подбиралась к десяти, так что следовало поторопиться, пока мою личную булочку не съел кто-нибудь из остальных постояльцев отеля.
Выпечка, свежайшее масло, джем из инжира и горгонцола — и к одиннадцати утра я готова была к чему угодно. Впереди был целый день отдыха в дивном, волшебном городе.
Капелла волхвов, волшебная шкатулка с драгоценностями, была почему-то пуста. Ни один приезжий из Нового света или Империи Чинь не осквернял её жужжанием записывающего амулета или громким разговором. Я села на пол и стала разглядывать стены. Вот молодой король с лицом Лоренцо Великолепного едет на белом жеребце, окружённый юными пажами; вот поспешает следом его брат Пьеро в красном колпаке. Галеаццо Сфорца, сын герцога из Медиоланума, глубоко задумчив и немного печален. Иоанн Палеолог смотрит вверх, на ласточек, несущих благую весть. На дальних и ближних холмах растут лавры и оливы, цветут розы, благостно улыбается седобородый старец в винно-красном бархате, и молодой Джулиано ведёт на поводке гепарда…
Не то чтобы я задремала, но точно отключилась от окружающей действительности. Привёл меня в чувство резкий звук, будто по камню постукивали молоточком. Подняв глаза, я увидела входящего в капеллу человека; именно его трость стучала при каждом шаге по мраморному полу. Обычная повседневная одежда — тёмные брюки и тонкий джемпер — лишь на секунду дали мне скользнуть по нему равнодушным взглядом и отвернуться к фреске. В следующее мгновение я поняла, что вошедший как две капли воды похож на старика в бархате, великого мага Козимо Руджиери. Две пары бледно-голубых глаз, окружённых мелкими морщинками, смотрели на меня, одна с живого лица, другая — с нарисованного.
— Добрый день, мессере, — сказала я, вставая.
— Добрый день, — ответил посетитель.
Оказалось, что обе ноги у меня отсиделись и теперь по ним бегали толпы мурашек. Украдкой я постучала по полу правой пяткой, потом левой; помочь не помогло, но стало как-то легче. Старик тем временем обернулся к дверям и сказал кому-то невидимому:
— Иди, Беппо, иди, тебя ждёт работа. Я тут сам справлюсь. Мы помешали вам, синьора?
— Н-нет…
— Мои сотрудники обратили внимание, что вы провели в капелле очень много времени и забеспокоились, всё ли в порядке.
Взглянув на часы, я охнула: в самом деле, три с лишним часа прошло!
— Прошу прощения, мессере…
— Ну что вы, синьора, здесь и в самом деле время летит незаметно. Я вас понимаю, как никто другой.
Я открыла рот, чтобы задать неприличный вопрос и тут же снова его захлопнула. Потёрла нос, почесала правое ухо, переложила ручку сумки из левой руки в правую. Всё это время мужчина с лёгкой насмешкой наблюдал за мной. Наконец, когда я уже отчаялась решиться, он улыбнулся и сказал:
— Нет, это не я там изображён. Всё-таки больше шестисот лет не прожить даже самому сильному магу. Но я правнук изображённого здесь мага и хранитель капеллы и прочих сокровищ этого дворца, меня зовут Массимо Руджиери.
— Мессере! — я почтительно поклонилась. — Я Лиза фон Бекк.
— Итак, синьора фон Бекк, могу ли я предложить вам чашечку кофе?
Может быть, это было неправильно, но мне ужасно захотелось согласиться. Сидеть и смотреть на Фиренцу, пить настоящий хороший кофе за разговором со стариком с белоснежной бородой и молодыми глазами.
— Спасибо, я… с удовольствием.
— Тогда пойдёмте, по соседству есть кофейня, где варят ровно то, что я люблю.
Он повернулся и пошёл, постукивая по разноцветному мрамору резной чёрной тростью. Забросив на плечо сумку, я поспешила за ним.
Кофейня — крохотная, на пять столиков — и в самом деле была рядом, а напиток оказался превосходным: мягкий, со сливочно-медовым привкусом и оттенками горького шоколада, этот кофе не требовал ни сливок, ни сахара. Хозяйка заведения поставила перед нами вазочки с засахаренным миндалём и сухим печеньем и ушла в заднюю комнату. Старик пригубил, одобрительно кивнул и сказал с усмешкой:
— Луиза уже много лет варит это специально для меня, но так и не созналась, что же за сорт использует, и что туда добавляет.
— Повара и их секреты, — понимающе улыбнулась я. — Знакомо.
— Вы приехали в Фиренцу из?..
— Из Лукки, я там какое-то время проработала в ресторане. А до этого путешествовала по востоку.
— Понимаю. И куда ваш путь лежит дальше?
— Не знаю пока. У меня встреча в Медиолануме… и мне нужно решить, как быть.
Почему меня прорвало, не знаю, но я вдруг вывалила на этого человека все накопившиеся сомнения. Наверное, всё дело было в том, что мы никогда больше не встретимся, и можно говорить свободно, как со случайным попутчиком в поезде, а может быть, в понимающем взгляде мессере Руджиери. Говорила я путано, перескакивая с одного на другое и возвращаясь к тому, что считала самым важным. С гордостью могу отметить лишь, что мне удалось не расплакаться…
— Кухня — это армия, — сказала я, допивая остывший кофе. — Кухня — это сражение. И каждый раз не угадаешь, противник сидит вон там за столиком или союзник, скажет он спасибо или со злобой вернёт тарелку на кухню. Нет, наверное, для кого-то кухня — оркестр, где всё гармонично, но я перестала слышать эту гармонию. Значит, надо искать что-то ещё… Я знаю, что я умею, но мне неизвестно, чему смогу научиться!
Руджиери мягко улыбнулся, и меня снова поразило то, насколько он похож на своего предка — того, в бархатном кафтане.
— Возьми это, девочка, — сказал он, протягивая мне свою трость.
Я взяла в руки это, без преувеличения, произведение искусства и поразилась её тяжести. Гладкое чёрное дерево её тела посередине перехватывалась широким серебряным поясом с выпуклым орнаментом. Набалдашник, тоже серебряный, был сделан в виде изогнувшейся, готовой к броску кобры; гранатовые глаза её сияли красным и казались живыми.
— А внутри наверняка клинок? — спросила я.
— Всего лишь стилет. Не то чтобы я опасался чего-нибудь в этом городе, но всегда приятнее знать, что защита есть. А теперь закрой глаза и попробуй прислушаться к тому, что говорит эта вещь.
