— Весело тебе, — сказала я с горечью. — А если тут водятся волки?
— Насчёт волков сомневаюсь, — ответила Франка, вынырнувшая из кустов. — Но вон там в ста метрах что-то вроде сарая. И в нём горит свет. Пойдём и посмотрим?
— Кто там может быть, какие-нибудь пастухи?
— Кто бы там ни был, лошади ему явно привычнее, чем нам!
С подозрением покосившись на Фульмину, я замотала повод вокруг низкой ветки дерева и шагнула следом за отважной первопроходицей.
Ну, и в самом деле, это был сарай, сложенный из серых булыжников. Через крохотное окно под крышей пробивался неяркий свет. Деревянная дверь была плотно закрыта, но Франка храбро подошла к ней, распахнула и… подавилась заготовленной фразой.
Заглянув ей через плечо, я ахнула и схватила её за руку, наверное, даже вцепилась в эту руку — и мы обе этого не заметили. В мягком свете пары толстых белых свечей мы увидели два старых кресла, стол между ними, на столе — бутылка вина и какая-то еда. Всё это было неважно, потому что главным в открывшейся картине были двое, юноша и женщина, раскинувшиеся в этих самых креслах.
— Они мёртвые, да? — спросила у меня Франка каким-то изменившимся голосом.
Крови или каких-то следов насилия видно не было, но живыми.
— Похоже на то, — я сглотнула. — Надо проверить.
— Не пойду! — моя спутница помотала головой, шагнула назад и села прямо в траву.
Глубоко вдохнув, я вошла в сарай, остановилась возле женщины и попыталась нащупать пульс. Рука её была ледяной и твёрдой, будто мраморной, и, конечно, никакого биения я не уловила. Рискнув взглянуть в лицо покойницы, я удивилась: на губах её играла довольная улыбка, словно вот только что, за мгновение до смерти, она сумела исполнить давнюю мечту.
Во втором кресле сидел… да какой там юноша, мальчик, лет четырнадцати, по-моему. Перед ним на столе лежала тетрадь, исписанная сложными формулами, пальцы левой руки остались сложенными в какой-то странный жест, похоже, активацию формулы заклинания.
Что же с ними произошло? Магия вырвалась из-под контроля? Ох, не знаю… конечно, всякое бывает, но чтобы вот так накрыло сразу двоих, это какой же энергией должен был обладать этот мальчик?
— Ну что там? — слабым голосом спросили из-за двери.
Вот Тьма, я и забыла, что там сидит Франка! Выйдя из сарая, я ответила относительно бодрым голосом:
— Предлагаю закрыть дверь, отойти к нашей телеге и попытаться вызвать Стражу. Интересно, сработает ли тут коммуникатор?
Сработать-то он сработал, но не было у меня уверенности в том, что ответивший на вызов сержант понял, что мы говорим и где находимся. Вздохнув, я полезла в карман за амулетом срочного вызова.
— Винченцо, прости, но, кажется, я опять влипла в неприятность.
— Оставь амулет активным, я сейчас поймаю направление. Северо-восток? Интересно… — в голосе его прозвучало изумление. — Стой на месте. Ты там не одна?
— С Франкой Польпеттоне.
— Вот обе на месте и стойте.
Честно говоря, мы не послушались. Держаться вертикально сил не оставалось, ноги были, словно ватные, и мы сели, привалившись к боку нашей брички. Лошадь стояла неподвижно, словно понимая сложность ситуации, а может быть, просто нашла особо вкусные листья.
— Как ты думаешь, долго нам ждать? Темнеет… — прошептала Франка.
— Всё равно нам самим отсюда не выбраться, — пожала я плечами. — Вот, кстати…
И щелкнула пальцами, зажигая над нами светильник.
К четырём часам дня Довертон был готов убить первого, кто попадётся ему по дороге. Желательно, конечно, чтобы попались искомые члены семьи Кватрокки, и тогда, может быть, убивать он не станет. Просто побьёт немного.
Нет, ну в самом деле, ему давно не удавалось там бессмысленно мотаться по холмам и долинам в поисках фигурантов расследования! Ладно, пустым оказался дом в самой Лукке, на виа Рома, принадлежавший, согласно записям, ещё прадеду Пьер-Антонио; многие владельцы рощ и виноградников наведываются в свои городские дома не чаще пары раз в году. Джон постучал в дверь, поспрашивал соседок и понял, что ни Бриду, ни её младшего сына не видели со вчера, а то и с позавчера. Получается, здесь ловить было нечего. Следующая запись, касающаяся интересующего его семейства, относилась к ферме в пятнадцати километрах к северо-востоку от города. Если верить информации городского архива, на этой ферме разводили тонкорунных овец, и производили в небольших количествах сыр, оливковое масло и вино. Однако, когда взятый напрокат экипаж остановился у наглухо закрытых ворот, следователю оставалось только в очередной раз выругаться: ржавчина намертво сковала петли и засовы, и ясно было, что ворота эти распахивались в последний раз очень, очень давно. Овцами и не пахло — ни в прямом, ни в переносном смысле.
В самом скверном расположении духа Довертон поставил экипаж в тени старого вяза и полез в копии документов, выданных ему в архиве.
— Вот Тьма, — бормотал он, перекладывая бумажки справа налево, — вот же Тьма! Почему, орочьей матерью вас вперехлёст через бунчук, почему вы не сидите на месте? Фермеры, мантикора тебя задери! Да с такими фермерами королевству никаких врагов не надо. Само разорится…
Бурчание это прервал сигнал коммуникатора.
— Я освободился! — радостно возвестил Винченцо. — Где тебя искать?
После длинной малоцензурной тирады Джон смог ответить более внятно:
— Их нет ни в городском доме, ни на ферме. Я помню, что было еще две точки возможного пребывания фигурантов, но не могу найти их в документах, хоть убей.
— Погоди-ка… Я не ошибусь, предположив, что одна из этих точек — тот сарай, который мы чистили?
— Ошибёшься, — мрачно ответил Довертон. — Указывался еще некий охотничий домик совсем в глуши, плюс некое строение, стыдливо названной «пастушьей хижиной». И это не тот сарай, его и вовсе нет в бумагах, только каштановая роща и поле фигурируют.
— Ага… У тебя есть привязка к карте по этим двум точкам?
— Откуда? Если я не могу найти эти две спецификации?
— Тогда давай так: встретимся у памятного сарая. Если ты сейчас около их овечьей фермы, то нам добираться примерно одинаково, минут тридцать. Я по дороге забегу в архив и возьму еще одну копию этих бумажек.
— Принято.
До каштановой рощи, укрывающей своей тенью каменную халабуду, Джон доехал легко. Он решил не торопиться: разглядывал серебристые, золотые и зеленые холмы, засаженные виноградниками и оливами, белые здания на их вершинах, тёмные стрелы кипарисов вдоль дорог. Солнце пекло ему затылок, и он надвинул поглубже смешную широкополую соломенную шляпу, которую, строго сдвинув брови, вручила ему утром экономка Каза Арригони. В траве отчаянно стрекотали цикады, пахло мёдом, виноградом и немного навозом. Экипаж обогнал повозку, в которую были впряжены два широких серо-белых вола в соломенных шляпах с красными ленточками; дощатый короб был почти пуст, только лежала охапка соломы, на которой дремал хозяин всего этого. Довертону показалось, что это тот же самый мужчина, с которым в прошлый раз договаривался Винченцо — артишоки, цуккини и прочие овощи, вспомнил он. Настроение неожиданно стало хорошим, он с удовольствием втянул носом воздух и поперхнулся: пахло от волов сильно.
