— Знаете, я видел таких нежных девушек, которые… убийцы… По ним уж точно не скажешь. Одна профессорская дочка прирезала соседа по даче за то, что тот рассказал ее родителям, как она развлекалась там в их отсутствие с друзьями. Еще одну женщину знаю, у нее вообще трое детей, была беременна четвертым, так вот, она зарезала мужа, когда он спал. Правда, он бил ее, челюсть сломал, в живот ногами бил…
И вдруг мы услышали страшный грохот, как если бы рухнула стена дома! Мы вскочили и бросились в прихожую — но там было все чисто, никаких следов разрушений. Я кивнула на дверь ванной комнаты.
— Гражданка Рыжова, с вами все в порядке? — Охранник ухом приложился к двери.
Но гражданка Рыжова не могла ему ответить. Когда Алексей взломал дверь, мы увидели голую Катю, ноги которой, поднятые кверху розовыми блестящими пятками, нависли над краем ванны, а тело, распростертое на мокром кафельном полу, было раздавлено зеркальным шкафчиком. Флаконы, баночки, бигуди, мыло, пудра — все разлетелось по полу. Пахло разлитым по полу апельсиновым шампунем. Висок Кати был пробит толстым осколком зеркала. Под Катиной головой с мокрыми волосами медленно, прямо на глазах, наливалась лужа крови. Она даже глаза не успела закрыть — умерла мгновенно.
— Поскользнулась… Твою ж мать… — Алексей бросился звонить начальству.
Я хотела присесть рядом с Катюшей, взять ее голову, положить к себе на колени, погладить ее, поцеловать в пока еще розовые щечки… Отмучилась. Горло мое издавало какие-то странные звуки, между стоном, хрипом и икотой, я задыхалась от рыданий.
— Не прикасайтесь!!! — заорал охранник. — Идите на кухню, будете свидетелем!
И я увидела, как перепуганный паренек схватился за голову.
20
Седов
— Инфаркт, — сказал Алик Гарин, прикрывая лицо Ивана Халина.
— А что с Рыжовой?
— Ей осколком зеркала пробило висок. Мгновенная смерть.
Седов глазам своим не верил. Что он скажет руководству? Что отпустил подозреваемых, а они погибли. Как будто бы он нарочно отправил их на смерть.
— Ну и дела…
— Да… — кивнул Алик. — А что с остальными?
— Теперь уж и не знаю… Ладно, старик, я пойду.
Он вышел из прозекторской с тяжелым сердцем. Если с Халиным было все более-менее понятно: разволновался человек, сердце не выдержало предательства родной жены, то вот с Рыжовой — прямо рок какой-то. Так должен он был ее опускать или нет? И почему она так рвалась домой, в душ? Словно предчувствовала что-то. «Я никого не убивала, в чем чистосердечно признаюсь. А если меня сейчас не выпустят помыться, то я просто повешусь».
Такого чистосердечного признания Седов еще не видел. Да, он и сам сильно сомневался в ее виновности, но ей явно было что рассказать по поводу убийства Вершинина. И эти ее странные намеки про какую-то старую историю, и утверждение, что все подозреваемые мертвы — прямо мистика какая-то! Причем каждый утверждал, что погибли все, кроме одного, того (или той), кто ему и сообщал это.
Еще этот зонт! Халин перед смертью зачем-то взял в руки зонт. Каким образом эта рекламная или бутафорская штука могла их всех объединять?
Вернувшись в свой кабинет, он поручил Воронкову срочно разыскать Татьяну Абрамову и Валерию Самсонову. Он должен был у них, оставшихся в живых, узнать всю правду. А сам отправился навестить вдову Вершинина, Ларису. Все-таки первым ушел из жизни Вершинин. Словно на нем сошлись все линии этого странного криминального спектакля.
Но, проезжая по Кутузовскому проспекту, мимо дома, в котором проживала Ольга Дмитриевна, он так захотел увидеть дочку, что свернул во двор, припарковался и, уже поднимаясь по ступеням на крыльцо, позвонил няне, попросил открыть входную дверь.
— Кто к нам пришел? — Ольга Дмитриевна открыла ему дверь с Машенькой на руках. — Папочка приехал! А мы собрались спать укладываться! Проходите, пожалуйста, Валерий Николаевич. Хоть познакомимся нормально, а то все по телефону да по телефону.
Саша была права, Ольга Дмитриевна производила впечатление глубоко порядочного человека, ее природный аристократизм проглядывался во всем, в каждой детали, прическе, одежде, манере разговаривать и даже взгляде. Она была спокойна, доброжелательна, улыбчива, предупредительна и крайне вежлива. Однако чувствовался и характер.
Ольга Дмитриевна была человеком волевым, решительным, уверенным в себе. Конечно, не поговорив с ней, вряд ли он так хорошо бы ее понял. Ясное дело, что, оказавшись наедине с матерью Игоря, который являлся заказчиком, работодателем Саши, он попытался узнать о нем как можно больше. А чтобы его вопросы и рассуждения не были восприняты этой умной женщиной как желание ревнивца навести справки о сопернике, он с такой же живостью и интересом расспрашивал ее и о дочери.
— Вышла замуж по молодости, по дурости за студента, а тот подсел на наркотики… Такая беда! Парень все из дома вынес, всю технику, деньги у родителей воровал… Конечно, родители сделали все, что было в их силах, положили его в клинику, и как будто бы парень выкарабкался. Но Лена его обратно не приняла. Зачем ей такой ненадежный муж?
Машеньку уложили спать, Ольга Дмитриевна предложила Валерию пообедать.
— У меня щи из кислой капусты! Вчерашние, но очень вкусные!
Седов спрашивал себя, не слишком ли он засиделся в гостях? Ведь он давно уже должен был находиться у Ларисы Вершининой. Да и вообще, дел было очень много. А он сидит здесь, с малознакомой ему женщиной, которая меньше всего подходит на роль няни его дочки, поскольку чувствуется, что личность она неординарная и сильная, и ей бы каким-нибудь концерном руководить или картинной галереей, а не памперсы менять, и с удовольствием поедает суточные щи.
— Валерий, вы думаете, я не поняла, зачем вы приходили? — Ольга Дмитриевна поправила выбившуюся из прически прядь, одернула темный свитерок, красиво обтягивающий ее фигуру и, открыв хрустальный графин, плеснула себе в рюмку коньяку.
— Вы про Сашу?
— Ну да.
— У меня такая работа…. Я постоянно за них боюсь — за Сашу и Машеньку. Это счастье, что вы не видите всего того ужаса, что творится за стенами вашего дома. Возможно, это смахивает на какую-то болезнь, патологию, но мне, конечно же, было бы спокойней, если бы Саша сидела дома. И это не мужской эгоизм и уж, конечно, не шовинизм. Я просто хочу, чтобы близкие мне люди находились в безопасности.
— Тогда почему бы вам не запереть ее на замок? Пусть ваши близкие люди дышат свежим воздухом на балконе.
— Да я все понимаю…
— Мой сын построил дом, и в нем нет жизни. Кругом одни белые стены. У него и жизнь такая — скучная, неинтересная. Да, он зарабатывает большие деньги, да только счастья они ему не приносят. И вы бы видели, как загорелись его глаза, когда он увидел эскизы оформления дома, которые подготовила для него ваша жена. Это же просто рай! Она необычайно талантливая девочка, и она очень хорошо чувствует жизнь. Она — теплый человек. Солнечный. Так не прячьте ее, прошу вас. Пусть она своим светом согревает жизни других людей. Вас ведь никогда нет дома, вы гоняетесь за преступниками, а она целыми днями одна…
