— С кем же?
— С моим приятелем, — она густо покраснела. — С Максом. Его ваши люди тоже задержали. Уверена, он подтвердит.
— Но пока что он молчит. Сначала он попытался притвориться разносчиком пиццы, это так, для вашего сведения. Открестился от вас.
— Да он просто перепугался. Я же рассказала ему, что я вляпалась в историю… Кому хочется, чтобы его допрашивали… Так-то он неплохой, добрый…
Мерзавец! Столько времени пользовался ею, даже в любви признавался, подлец, а теперь, когда он ей так нужен, ведет себя, как последний подонок!
Седов, задавая ей вопросы, понимал, что улик у него против Самсоновой больше, чем достаточно для ареста, но какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что спешить все же не следует. Слишком уж все выглядело неправдоподобно. Вот все отметились в этой квартире, все фигуранты дела, но создалось такое впечатление, будто бы каждый шаг расследования, каждый ход был кем-то срежиссирован, тщательно спланирован. Хотя ведь ему никто и ничего не подсказывал! Все появлялись в деле строго последовательно, логично. Рыжова — хозяйка квартиры. Халин — любовник вдовы жертвы. Самсонова — в переписке с жертвой, сексуальная партнерша. Абрамова — в переписке с жертвой, сексуальная партнерша. Ведь с другими женщинами с сайта он не договаривался о встрече. И в переписке с другими женщинами не было ничего, что походило бы на угрозы или конфликты. Поэтому-то и выбрали из внушительного списка женщин этих двух. Словно Вершинин сам их обозначил, вот, мол, проверяйте. И надо же было такому случиться, что отпечатки их пальцев были обнаружены на ноже!
В поле зрения Седова попала вдова, Лариса, любовница Халина, снимавшего квартиру, оставившая там повсюду свои следы. Однако на ноже-то ее отпечатков нет! Стало быть, она не присутствовала при расправе.
Но если у трех женщин: Рыжовой, Самсоновой и Абрамовой были мотивы с сексуальным подтекстом, причем явным, то каким боком туда прилепился Халин?
— Валерия Семеновна, когда я навещал вас в вашей квартире, то обратил внимание на одну вещь в прихожей. Черный мужской длинный такой зонт с красивой полированной ручкой.
Лера от неожиданности, что Седов заговорил о каком-то зонте, вообще остолбенела. Она ждала ареста, что на нее снова наденут наручники. Что это за прием такой? Зачем ему понадобилось отвлекать ее таким идиотским способом?
— Ну да, есть такой зонт.
— Мужской, повторяю. Кому он принадлежит? Максу?
— Да нет… Это мой зонт. Он появился у меня задолго до Макса.
— Вы пользуетесь им?
— С какой стати? Это же мужской зонт, к тому же крайне неудобный. Я вообще оставила его, как сувенир, для украшения прихожей. Он стильный такой, видно, что дорогой. Понятия не имею, зачем рекламщики так серьезно потратились?
— Это рекламный зонт?
— Ну да, мне всучили его как-то в городе, в каком-то супермаркете, что ли. Точно не помню. Сказали что-то вроде «покупайте наши зонты». Я подумала, почему бы не взять хороший зонт? Мало ли, может, пригодится. Вот так придет кто в гости, а на улице дождь, вот я и одолжу. Хотя, говорю же, это не обычный зонт, на нем какая-то бабочка приклеена… Надо бы ее оторвать.
— Кажется, там была еще одна деталь?..
— А вы откуда знаете?
— Моя жена принесла как-то домой точно такой же зонт. Я было обрадовался, но потом понял, что пользоваться им невозможно. И бабочка, и…
— …цилиндр! Стилизованный такой небольшой цилиндр, да так крепко прикреплен, знаете ли, я его еле-еле отодрала. Вы посадите меня сейчас? Я же понимаю, что вы готовите мне бомбу. И все эти разговоры про зонт… Послушайте, я никого не убивала. И та девушка, что позвонила мне, чтобы я помогла ей купить квартиру, она же мне не приснилась!
— Так девушка или Макс? Вы уж определитесь, — усмехнулся Седов.
Конечно, про любовные забавы с молодым любовником она придумала сгоряча. Просто растерялась.
— Кто-то подставил меня!
— Знаете, как часто я слышу здесь, в этом кабинете, эту фразу?!
— Отпустите. Я буду сидеть дома как мышка. Даже на работу не пойду. Но пока идет следствие, оставьте меня, пожалуйста, дома. Под домашним арестом.
— Вы можете продолжать работать, только не покидайте Москву и будьте на связи.
— Так вы отпускаете меня? Вы верите мне?
— Отпечатки ваших пальцев на ноже, — устало повторил Седов. — Вам выбили зуб в квартире, где произошло убийство… Вам, Лера, лучше во всем сознаться и не выгораживать всех тех, кто находился тогда в квартире и всаживал нож в тело Вершинина. Если вы расскажете все, признаетесь чистосердечно, то, возможно, вам значительно уменьшат срок. Или же, если вы сумеете доказать, что не принимали участия в групповой расправе над Вершининым, вас отпустят. Возможно, вы поклялись друг другу молчать, но страх толкнет их всех на то, чтобы рассказать всю правду, и, как это ни прискорбно, они будут сваливать вину на кого-то другого. На вас, к примеру…
— Но я не знаю, о чем вы говорите. Я не убивала… — твердила Лера, мечтая только об одном — как можно скорее покинуть кабинет и спрятаться в своей чистенькой и уютной квартире, пока ее не посадили в СИЗО.
— Я по вашему выражению лица понял, что вы знакомы с этими людьми, — и Седов снова придвинул Лере фотографии Рыжовой, Абрамовой и Халина.
— Они все мертвы, — вдруг зашептала она. — Они погибли несколько лет тому назад… Все… Вместе с Вершининым.
17
Саша
— Да, интересное дело… Но как-то не верится, что все они собрались в квартире, чтобы убить там этого Вершинина.
Седов был так рад, что этот вечер им удастся провести вместе с Сашей. Всю вчерашнюю ночь он допрашивал подозреваемых, а днем отсыпался, после обеда вернулся на службу, доложил руководству о ходе следствия, затем вернулся домой. Он рассказывал Саше о том, что ему удалось узнать по делу, время от времени спрашивая, интересно ли ей это. А ведь раньше он этого не делал. Он точно знал, что ей интересно. Она постепенно входила в курс расследования и даже сама подсказывала ему что-то. Ненавязчиво и всегда по делу. И зачастую ее свежий, не замыленный взгляд на какое-то событие, версию, деталь оказывался полезным.
— Знаешь, у меня такое чувство, будто бы мы надолго расставались и вот теперь встретились, — вдруг признался Валерий, снова смущаясь. Он вообще последнее время чувствовал себя каким-то неуверенным с женой и смущался всякий раз, когда выражал свои чувства. — У тебя нет такого ощущения?
— Да нет… Все в порядке. Просто я начала работать, и мы с тобой еще не привыкли к этому положению вещей. Ты переживаешь за Машу, кстати говоря, совершенно напрасно, у Ольги Дмитриевны ей хорошо. Ты можешь сам навестить ее, просто встретиться, поговорить… Удели час, найди ее часов в одиннадцать на детской площадке, я скажу тебе, где именно, и ты сам во всем убедишься. Маша играет с Даником в песочнице, они прекрасно ладят. Даник, я тебе уже говорила, внук Ольги Дмитриевны.
