В голосе этой «снежной вершины» звучали просительные интонации, хотя я уверена, что просить совершенно не в ее характере и привычках. Махнула рукой и весело сказала:
– Оставь, Амила, с момента нашего знакомства с мужем прошло четверо суток, а мы с ним пережили столько, сколько я со своим бывшим женихом за семь лет не испытала. В ускоренном темпе преодолели, прошли огонь, воду и медные трубы, как на моей родине говорят. Удивляюсь, что жива осталась. И после этого оставить его? Предоставить ему свободу? Нет уж, пусть терпит меня до скончания времен!
У свекрови желваки побелели от злости, но она демонстративно мне улыбнулась, окинула оценивающим взглядом, как соперника, и приказала:
– Спину выпрями, плечи расправь, сделай умное лицо – ты не чернокрылая в полях гуаши!
Я невольно вытянулась в струнку, а потом, заработав крыльями, позволила себе сыронизировать:
– Амила, тебе же всего четыреста, откуда это ворчливое старческое брюзжание?
Условно пожилая шааза, юному личику и осанке которой позавидовали бы любые наши молодые красотки, потеряла дар речи, а я бросилась наутек.
– Ах ты, несносная девчонка! – неслось мне вслед.
– А ты повторяешься! – смеялась я, спеша добраться до учебной комнаты.
Наши догонялки увидел Ниол, когда выходил из-за поворота, а мы с гиканьем пробежали-пролетели мимо. Я успела заметить его вполне добродушную ухмылку, он явно сдерживался, чтобы не расхохотаться так же откровенно, как я. Кажется, свекор был рад, что я втянула его жену в активное противостояние, оживляя ее серые трудовые будни.
В просторную учебную комнату, где в свое время занимался и Йелли, мы ворвались с разницей в доли секунды. Но свекровь не успела меня наказать или устроить разнос за неподобающее поведение. Увидев шаа Фэя, она мгновенно вернула себе чопорный, ледяной вид и, вежливо улыбнувшись и кивнув ему, присела за соседний стол.
Суровые ученические будни: история, география, леарский вперемежку с этикетом – все это в меня усиленно вкладывалось, вдалбливалось, трамбовалось. Обед мы пропустили, опять слегка перекусив «не отходя от кассы». Я уже покачивалась от усталости, зазубривая незнакомые символы чужого языка, попутно корябая пером по толстой шершавой бумаге и ляпая замечательные кляксы, к которым пририсовывала рожки и ножки.
И вдруг краем глаза я заметила тень, синхронно со мной качающуюся вперед-назад, словно сосед по парте появился. Еще не осознавая, в чем дело, повернулась, хмурясь и разглядывая странную тень. В прозрачном, едва заметном мареве при более пристальном осмотре угадывались очертания человеческой фигуры. И вдруг блеснули голубые огоньки… Глаза!
По инерции продолжая покачиваться над учебником леарского, я перевела взгляд на мастера Фэя и Амилу, которая, безвылазно присутствуя на моих занятиях, просматривала кипу бумаг. Оба, похоже, не видели «голубоглазую» тень: одна делала заметки на полях; другой, глядя сквозь меня, монотонно вещал правила чтения, сочетания букв и символов, но думал о своем.
Я застыла, тень тоже замерла и, развернувшись ко мне лицом, «улыбнулась»… По крайней мере, мне показалось, что у загадочного создания, образовался на лице провал – рот. Потом вновь блеснули голубые пятна-глаза и послышался шепот:
– Не справляешься?
– Не совсем, – полностью дезориентированная, согласилась я со снисходительно-ироничным «собеседником». – А ты кто?
– Смерть твоя, если сейчас же не соберешься, – рыкнула где-то на задворках сознания ведьма Амила.
– Уговорила, помогу! – прошелестел потусторонний голос.
– Да нет, спасибо, я…
Мастер и свекровь недоуменно посмотрели на меня, затем на… разросшуюся до большой человеческой фигуры тень и – шагнувшую в меня. Буквально! Я захлебнулась воплем ужаса, булькнула пару раз.
– Дух?.. – вытаращилась на меня Амила.
– Снизошел до иномирянки? – изумленно прошептал Фэй, а потом совсем сипло спросил: – Напал?
У меня в голове замелькали картинки, непонятные слова, символы и буквы. Через несколько мгновений, когда я перестала махать руками как мельница, тень вышла из меня. Только стала не почти прозрачная, а как бы осязаемая – ну, с виду, конечно, – белесая, словно туман… Привидение!
Я еще громче заорала от страха и кинула в него перья, тетрадку, потом пришел черед букваря.
– Остановись, Кайя! – рявкнула Амила. – Ты обижаешь защитника рода…
– Он пытался вселиться в меня! – огрызнулась я.
Амила будто очнулась, вперилась в разговорчивую потустороннюю, весьма уважаемую сущность немигающим взглядом и грозно прошипела:
– Вы хотели убить Кайю? Надежду рода Арэнк?
Призрак отлетел метра на три; кажется, нисколько не обиженно блеснул на нас голубыми глазами-провалами и неожиданно шкодливо и задиристо оправдался:
– Вообще-то я произвел обмен, вложил в нее знание леарского, чтобы обращалась к нам, духам, и тем более к ларам на самом древнем и прекрасном языке Мира. И сам подпитался от нее энергией. – Затем еще более неожиданно похвалил, как мужик, хряпнувший стакан водки: – Ух, и горячая штучка нашему шаазату досталась!
– В-вы м-можете говорить всуе? – заикаясь, почтительно пробормотал Фэй.
Призрак приуныл:
– Жаль, недолго.
– Но как? – не мог успокоиться Фэй.
Я нервно схватила какую-то статуэтку, приготовившись отразить очередное нападение. А Амила испуганно прохрипела, подбираясь ко мне, наверное, с целью закрыть собой, если что:
– Вы, защитник рода, чуть не убили свою подопечную! Это немыслимо!
Призрак, облетев нас с готовой к отражению нападения свекровью, грустно констатировал, обращаясь ко мне:
– Удивительно наблюдать, как меняется Мир. Ты – настоящий подкидыш Язы, леара снаружи, но другая внутри. Справедливая любит преподносить сюрпризы. В отличие от великих ларов, дух рода не может вселиться в тело леара, иначе высосет всю силу – обычного резерва не хватает, чтобы мертвый почувствовал себя живым…
– Но я же жива! – пропищала, осознав масштаб угрозы.
– Как вы могли? Если бы вы осушили ее, погиб бы и Йелли! – глухо, словно перехватило горло, упрекнула духа Амила.
– У нее нет резерва, дочь рода, – мягко, виновато усмехнулся призрак, глядя на Амилу. – Я не нападал, лишь проверил свои ощущения.
– Не может быть! – отринув страх, заявил Фэй. – Я чувствую, все мы чувствуем, что она леара… шааза.
Призрак так мрачно улыбнулся, что пожилой шаа побледнел.
– У нее нет резерва, а значит – нет ограничений. Каждая клеточка ее тела, каждая жилочка и есть внутренний накопитель энергии. Кайя Арэнк – настоящий проводник и ограничена исключительно внутренними резервами организма. Усталость, голод, плохое настроение уменьшают запас и восприимчивость энергии. Сытость, бодрость, наоборот, увеличивают. Со временем, когда ее энергетические каналы созреют окончательно, как у обычных леаров, привыкнут, разработаются, у нее не будет ограничений в силе.
