— Смешной! В детстве я хотела, чтобы ты катал меня на качелях и при этом смотрел с обожанием.
— Почему на качелях?
— Тогда бы у меня красиво развевались волосы, а я млела от счастья, что ты стоишь рядом, а не бегаешь по дворцу с Генрихом. Почему ты целуешь мой нос? Я всегда держу его по ветру?
— Нет, милая, им ты различаешь, где находится правда, а где ложь.
— Ты — правда, остальное — ложь?
— Да, в лабиринтах верь только мне.
— А губы, что говорят мои губы? Мои речи умны?
Долгий поцелуй несколько раз прерывался, словно Петр дегустировал и хотел поймать послевкусие.
— Твои губы сладки. Я никак не могу оторваться от них. Они как розочка на вершине торта. Помнишь, ты в детстве всегда начинала с розочки? Вот и я всегда хочу начать с твоих губ, которые дарят первое наслаждение.
— А груди дарят второе наслаждение, поэтому ты их сейчас целуешь?
— Глупая, сейчас я целую твое сердце. Оно средоточие любви, нежности и доброты. Если я приложу к нему ухо, то услышу только одно слово: «Люб-лю! Люб-лю! Люб-лю!».
— Ты прав. Я люблю тебя, Петр!
— А теперь послушай мое сердце.
— О, там бьется то же слово! — Роуз соскользнула с колена Петра, чтобы приложить ухо к его груди. — И кого же любишь ты, Петушок?
— Одну малявку, которой хочу подарить сердце и предложить руку, чтобы она могла опереться на нее в любой момент. Согласна ли ты, Роуз Эрийская, стать женой Петра Пигеона, который клянется любить и оберегать, стать хорошим мужем и отцом, быть верным до самой смерти?
— Ой, Петушок. Я право не знаю, что тебе ответить! Такое заманчивое предложение. Умная девушка обязательно взяла бы время подумать. А я ведь умная? Ты сам недавно сказал.
— Сколько времени тебе нужно, малявка? Минуты хватит?
— Нет, пожалуй, побольше. Я надеялась, ты продолжишь рассказ о моих достоинствах, которые расположены ниже груди, гораздо ниже.
— Неужели я еще не рассказал, как красив твой большой палец на ноге? Я не могу на него наглядеться.
— Нет, холодно.
— О, тогда коленка! Она вызывает такой трепет. Роуз встань, мне не видна коленка, и я не могу описать, как она важна для меня.
— Теплее, Петушок, теплее, — Роуз встала в полный рост.
— Роуз, милая, я стесняюсь рассказывать о том, что вижу перед глазами. Можно я покажу?
— Можно, любимый.
— И после этого ты ответишь мне «да»?
— Все зависит от того, что ты мне покажешь.
Петр сдернул палантин.
Через некоторое время они вернулись к водопаду, где смыли с себя песчинки. Роуз несколько раз сказала «да», после того, как Петр доказал силу своей любви, и если бы не чувство голода, продолжал бы доказывать снова и снова.
Тайник находился за валуном. Петр отодвинул сколоченные доски, и перед взором беглецов предстала выложенная камнями яма, в которой хранились мешки и мешочки с припасами еды и вещами, увесистая связка факелов и небольшое шерстяное одеяло.
Мужские штаны, которые Петр протянул Роуз, оказались ей велики и завязывались почти под грудью, а рубаха доставала до колена.
— Я не додумался принести сюда женскую одежду, прости. Но если ты набросишь сверху палантин, все будет выглядеть не так ужасно.
— Ой, Петушок, я рада и таким штанам. Они гораздо приличнее голого зада.
— Я бы век смотрел на твой неприлично голый зад, но нам нужно выбираться к людям, малявка.
Уплетая сухари и сушеные фрукты, Роуз находила пищу божественной. Фляга вина, разбавленного водой, подняла настроение, и принцесса почти не слушала рассуждения Петра, считая, что ей не обязательно точно знать, куда они направляются.
— У нас есть два пути: один длинный, утомительный, но безопасный, хотя порой придется идти по шею в воде, второй короткий, но непредсказуемый — через шахты, где продолжается разрушение. Если бы не грозящий нам голод, я бы пошел длинным путем.
— А какой путь быстрее всего приведет к священнику? — Роуз оживилась, вспомнив, что их ждет свадьба.
— Короткий.
— Тогда я выбираю его, — принцесса подумала о давнем предсказании, что выйдет замуж в венке из полевых цветов. Неужели сбудется?
Петр взвалил нехитрый скарб на плечо, протянув туго свернутое одеяло Роуз.
— Вдруг ты захочешь отдохнуть? В подземелье будет холодно.
— Разве я успею устать? Сколько нам идти?
— Почти день, а по длинному пути более трех.
— Нет, только коротким. Это он ведет к священнику?
— Любой из путей ведет к священнику, Роуз. Любой.
Так, перебрасываясь мало значащими словами, радуясь тому, что могут разговаривать ни о чем, они покинули полюбившуюся пещеру с грохочущим водопадом. Когда они вошли в один из рукавов, нервный огонь факела осветил покатый склон и груды обвалившихся со стен камней, за которыми виднелась утоптанная дорожка. Толстые балки поддерживали свод узкой пещеры, некоторые из них обломились, но Петр уверенно шел вперед.
— А вообще, куда вели дороги из шахт, пока они не разрушились?
— Помнишь, когда начался четвертый лабиринт, ты оказалась на пустынной улице с несколькими закрытыми дверями?
— Да, я в них стучала, но мне никто не ответил.
— За дверями не живут люди, это старые склады для горючих камней. Сейчас они пустуют. Каждая ветвь старой шахты приводила к своему складу, и в зависимости от звона монет в карманах купцов, на которые можно купить камни подороже или подешевле, открывалась та или иная дверь. Камни делились не только по размеру, но и по окрасу, и по испускаемому при горении запаху. Темные камни горели дольше светлых. Редкие камни пахли травами или смолами деревьев, чаще запах не чувствовался вовсе. В те времена в Тонг-Зитте не существовало ни четвертого, ни пятого лабиринтов, ни тем более девятого, только свободные поселения, куда приезжали купцы со всего света. Но когда случилось грандиозное землетрясение, и шахты обвалились, люди потеряли работу и стали зависимы от милости короля и его драконов, которым ничего не осталось делать, как охранять дворец от толп голодающих. Тогда же началось строительство четвертого лабиринта, король хотел защитить запасы последних горючих камней, ставших дороже золота.
— А когда иссякли запасы, драконы начали разбойничать?
— Да, войны, грабежи, разорение соседних государств. Страна стала хищницей. Первые лабиринты удерживали людей вдали от дворца, а построенные позже не давали покинуть королевство.
— Не страна, а тюрьма. А как же мы убежим из Тонг-Зитта? И когда сможем пожениться?
Петр замедлил шаг, внимательно вглядываясь в стены и свод, но Роуз решила, что он не торопится с ответом.
