— Хорошо, сын, можешь идти и махать мечом, — произнёс Радомир, взглядом провожая удаляющегося мальчугана.
Собственная спальня, в которую зашел князь, была просто пронизана знакомым ароматом Ярославы. А рысь зарычала, потребовав немедленно выбраться наружу, сменив человеческую сущность на звериную. А затем броситься вслед своей паре, не обращая внимания на погоду и усталость. Сдерживать порывы Радомир не стал, обернувшись. Усилившиеся звуки, запахи, так и навалились на огромного зверя, но всё было привычным, чтобы вздрагивать, словно маленькому котенку.
— Арр! — вырвалось у зверя, едва он в три прыжка достиг столика с зеркальцем, специально приобретенным для Ярославы. Украшения, крема, духи, всё оставлено на столе. И даже родовая книга.
Радомир не заметил, как обратно сменил звериное обличье на человеческое. Рука потянулась, чтобы открыть страницу в том самом месте, откуда словно закладка, свисала на цепочке маленькая рысь.
Князь знал это место в книге не только потому, что для него самого отводилась определенная страница. Этих самых страниц было больше, когда-то. Он сам их вырвал, как пытался вырвать из своей жизни те нелепые браки, а еще те смерти человеческих женщин, в которых он винил себя.
— Зачем же ты ушла? — прошептал он, подняв подаренный жене браслет.
Рысь раскачивалась, как тот маятник в часах, который непременно остановится, если механизм не завести. Возможно, если бы он в тот момент, когда Яра все узнала, оказался рядом, то могло бы быть по-другому. А как бы это было? Что бы он смог ей сказать, какие слова? “Дорогая, эти женщины мои жены, но ты не обращай на это внимание, пусть покоятся с миром, а люблю я только тебя! Уж поверь!”
Приступ боли снова скрутил сердце, и оборотень, бросив всё, вылетел из комнаты. С ней что-то случилось, а их связь, что установилась в момент соединения судеб, в момент обмена кровью, предупреждала о плохом. Весной рано темнеет, а дорога хоть в Осинки, хоть в город ведет через лес и этот момент очень не нравился Радомиру. Крикнув на ходу Осипу, чтобы присмотрел за Ярополком князь вскочил на коня, краем глаза замечая, что Рос и прочие воины так и не разошлись. Каждый в отряде понял, что произошло что-то плохое, а потому не спешил разбредаться по домам, предпочитая ожидать распоряжений князя.
— Куда поехал княжич? — крикнул Радомир стражникам у ворот.
— В сторону города! — громко крикнул один из часовых, недоуменно провожая взглядом и проскакавшего мимо князя и его охрану. А еще не так давно в ту же сторону отправился старший княжич, но первее всех княгиня.
Свежие следы от подков отчетливо виднелись на сырой земле. Это давало надежду на верный путь. Можно было обернуться и бежать вслед за всеми, но сейчас оборотень предпочитал человеческую сущность. Яра направилась в город, а не к собственной дочери и это не понравилось Радомиру. Шальная мысль о том, что Ярославе есть, у кого просить защиты, была весьма неприятной. Даже если считать что Яра направилась к аптекарям, то и этот вариант был отвратительным, задевал за живое.
Чего его только не передумал Радомир по дороге, но одно понял точно. Он пойдёт на все, даже запрет Ярославу, лишь бы выслушала и поняла. Но поймёт ли? Простит? Оборотень не чувствовал, что не способен отпустить жену даже на миг, но дать ей время подумать, это пожалуйста. Только не долго, потому что зверь не способен долго держаться в стороне от своей пары.
Пара коней из княжеской конюшни стояли не распряженными, а рядом на скамеечке, словно задремав и прикрыв глаза, сидел Крен. Его поза казалась расслабленной, и только при приближении князя оборотень поднялся, приветствуя своего вожака.
— Где княжич? — спросил князь, переводя свой взгляд с мощного оборотня на гостиницу, а потом на трактир.
— Там, — отрапортовал Крен, кивнув на входную дверь двухэтажной гостиницы, и князь поспешил туда, не обращая внимания на цокот копыт, вызванный приближением собственного отряда.
Деревянные двери послушно распахнулись, предпочитая не связываться с взбешенным оборотнем, а пропустить его вовнутрь. Но едва створки раскрылись, как навстречу вышел хмурый княжич.
— Отец… — начал было Властислав, но Радомир прервал его.
— Где она?
— Там, сняла комнату и не выходит. Ночь на улице, наверное, уже спит. Её Быстрый стоит в конюшне.
— Ты знаешь, с какой стороны её окно?
— Вон то, — княжич кивнул на третье от угла, — но пап, не трогай её пока. Леди заказала бутылку рейнского несколько часов назад, так что, скорее всего она уже спит.
Зверь заворочался, пытаясь напомнить человеку, что тут не просто случайная женщина, а его пара, та, которую он должен оберегать. А если ей плохо от выпитой целой бутылки?
Князь слушал сына, а сам всматривался в затемненное окно, в котором не было видно ни родного силуэта, ни отблеска огня от свечи. Ярослава спала, а может быть ворочалась, измученная мыслями и переживаниями от услышанного. Рейнское скорее всего помогло успокоиться и это не было плохим вариантом расслабления.
— Ты тоже тут остановился? Если нет, то можешь ехать домой, сын.
— А ты? — нахмуренный Властислав обернулся на черноту окон, — а леди?
— Как пожелает Яра, — скрипя зубами, выговорил князь, которому подобное решение далось очень и очень нелегко. Но никакого насилия над Ярославой ни зверь, ни человек не приемлет. Вот только попробует объяснить ей, а дальше….
— Пап, — рука сына коснулась отцовского плеча, — она всё поймет, ты, главное не скрывай правду.
— Так думаешь? — горько усмехнулся оборотень, подозревая, что реакция может быть абсолютно противоположной. Ведь смерть женщин была действительно на его совести.
— Уверен, — кивнул княжич, да ты и сам знаешь, не хуже меня.
— Если бы так все и было, — вздохнул Радомир, провожая взглядом сына и Крена, отправившихся домой.
* * *
Ярослава
Я проснулась от того, что замерзла и подтянула ноги к груди, стараясь согреться. Конечно, это не дом и камин здесь не предусмотрен. Печки боками входят в комнаты, а для удобства постояльцев и владельца топятся из коридора, но, возможно это делается ближе к обеду или вечером. Дыхнув, увидела пар и усмехнулась: “ Княгиня Видар, будьте добры, вставайте и отправляйтесь завтракать, а там и потеплеет”. Весна не за горами!
Видар…
Этот мужчина вызывал во мне противоречивые чувства, но, похоже, среди них не было страха. Мысль о том, что мой зверь имел много жен, была не просто неприятной. Она была отвратительной. Ощущать себя номером седьмым(если я все сосчитала верно), было весьма болезненно. Каждой из них он клялся в любви, каждой дарил подарки, баловал. К каждой летел на свидания. И каждую обнимал, целовал и ласкал. Это ли моя мечта с детства, быть одной из многих? Настроение снова ухудшилось до невозможности, и я запретила себе раскисать, а уж тем более валяться в постели. Нужно собраться, поесть и снова выдвигаться в путь. А подумать времени вполне достаточно будет и во время езды.
