– Сэр, окажите мне услугу, – говорит Адди, отдавая телеграмму Роберто. – Прочтите мне? Хочу убедиться, что не сплю.
Роберто читает вслух, и смех Адди замолкает, голова становится легкой. Одной рукой он опирается на стол, а другую подносит ко рту.
– Вы в порядке? – вдруг беспокоится Роберто.
– Они живы, – шепчет Адди сквозь пальцы. Слова проникают в сердце, и он резко выпрямляется, сжимая виски ладонями. – Они живы. Можно… можно мне посмотреть еще раз?
– Она ваша, – говорит Роберто, возвращая телеграмму Адди.
Адди на мгновение прижимает лист к груди и закрывает глаза. Когда он поднимает голову, в уголках глаз блестят слезы и вместе с каплями пота скатываются по щекам.
– Спасибо!
29 марта 1946 года. Группа из 250 немецких полицейских с американским оружием входит в штутгартский лагерь для перемещенных лиц, заявляя, что уполномочены американскими военными обыскать здания. Завязывается потасовка, несколько евреев получают травмы. Убит Шмуэль Данцигер из Радома. Его смерть наряду с нападением широко освещается в американской прессе. Вскоре после этого Соединенные Штаты проводят более либеральную политику по открытию своих дверей еврейским беженцам.
Глава 61
Яков и Белла
Северное море
13 мая 1946 года
Стоя на носу «Морского окуня», Яков поднимает свой «Роллейфлекс» и возится с диафрагмой, глядя через объектив на жену и сына. Постоянный ветер с моря, соленый и холодный, приносит дыхание весны. Белла качает Виктора на руках и улыбается, когда раздается щелчок затвора.
Утром они отплыли из Бремерхафена по реке Везер к Северному морю. К вечеру «Окунь», как его любовно называли, повернет на запад, готовясь пересечь Атлантику.
Три недели назад они получили из Генерального консульства Соединенных Штатов в Штутгарте подтверждение, что они могут проходить медицинский осмотр (беженцам в тяжелом состоянии въезд в США не разрешался), за это время их поручительство одобрят и визы будут ожидать их в Бремерхафене. Осмотр проводил доктор Баум и поставил Якову, Белле и Виктору идеальные оценки. Их сфотографировали и выдали удостоверения личности. Через две недели они попрощались со своими друзьями в Штутгарте и сели на ночной поезд. В Бремерхафене они неделю спали на полу под вывеской «Пункт сбора эмигрантов», пока «Морской окунь» не вошел в порт и им не разрешили подняться на борт.
«Окунь», старый военный транспорт на тысячу пассажиров, один из первых начал возить беженцев из Европы в Америку. Судно типа «Либерти». Поскольку у Якова и Беллы не было за душой ни гроша, «Джойнт» оплатил их билеты за сто сорок два доллара; он также выдал по пять долларов карманных денег каждому беженцу на борту. До отъезда из Штутгарта Яков с Беллой откладывали свои пайки кофе от ЮНРРА и обменяли дефицитный продукт на чистую одежду – крахмальную голубую рубашку для Якова и белую блузку с фестончатым воротничком для Беллы. И новый белый хлопковый чепчик для Виктора. Они хотели выглядеть наилучшим образом, когда дядя Фред будет приветствовать их на земле США.
Подходит молодая женщина и ласково воркует с Виктором. Вообще, после того как они поднялись на борт, не проходит и минуты без того, чтобы кто-нибудь не остановился спросить про возраст Виктора, где он родился или просто поздравить Белу и Якова с юным путешественником, плывущим вместе с ними в Штаты.
– Quel âge a t’il?
[121] – спрашивает женщина, наклонившись к малышу.
– В августе будет год, – отвечает Белла на французском.
Женщина улыбается.
– Как его зовут?
– Мы зовем его Виктор.
Белла проводит указательным пальцем по нежной щечке Виктора. Им с Яковом не потребовалось много времени, чтобы решить, как назвать своего первенца. Виктор воплотил ликование, которое они ощущали, когда война, наконец, закончилась и они осознали, что, несмотря на кажущиеся непреодолимыми сложности, с которыми они столкнулись за это время, они не только выжили, но и сумели привести в мир новую жизнь. Когда-нибудь, когда он станет постарше, частенько рассуждали Яков и Белла, их сын поймет знаковость своего имени.
Женщина склоняет голову набок и кивает, глядя на розовые губки Виктора в форме сердечка, слегка приоткрытые во сне.
– Он прекрасен.
Белла тоже смотрит на сына.
– Спасибо.
– Так сладко спит.
Белла кивает, улыбаясь.
– Да, как будто ничто в мире его не тревожит.
Глава 62
Семья Курцей
Рио-де-Жанейро, Бразилия
30 июня 1946 года
– Тебе лучше поторопиться, – говорит Кэролайн, улыбаясь Адди с кровати в послеродовой палате Самаритянской больницы. – Иди, – добавляет она своим лучшим учительским тоном, давая понять, что не примет нет в качестве ответа. – С нами все будет хорошо.
С ее южным акцентом слово «хорошо» получается долгим и расслабленным.
Адди смотрит на нее, потом на Кэтлин, спящую в инкубаторе в ногах кровати. Она родилась два дня назад, на три недели раньше срока и весом всего два килограмма. Доктора уверяют их, что она здорова, но ей необходимо тепло и кислород инкубатора как минимум неделю, прежде чем ее выпишут. Адди целует жену.
– Кэролайн, – говорит он с мокрыми глазами, – спасибо.
Кэролайн не только помогла ему найти семью через Красный Крест, она также обналичила облигации военного займа, свои единственные сбережения, чтобы помочь оплатить им проезд из Италии. Адди умолял ее не делать этого, клялся, что придумает способ заплатить за билеты самому, но она настояла.
Кэролайн качает головой.
– Адди, прекрати. Я так счастлива за тебя. А теперь иди! – торопит она, сжимая его ладонь. – Пока не опоздал.
– Я тебя люблю! – сияет Адди и выбегает за дверь.
Корабль с его родителями прибывает в Рио в одиннадцать часов. Нехума писала, что вместе с ней и Солом плывут его сестра Халина и зять Адам, кузина Ала, которая в самом начале войны потеряла связь с семьей, но сумела выжить, скрываясь, и брат Херты Зигмунд, которого Адди видел всего один раз до войны. Генек с Хертой и сыном Юзефом, Мила, Селим и Фелиция, а также кузены Адди, Франка и Салек с тетей Терзой отправятся в Рио на следующем корабле из Неаполя. Пятнадцать родственников. Адди не до конца осознает реальность всего этого. Это была его единственная мечта с тех пор, как он прибыл в Бразилию: найти семью живой и здоровой, перевезти их в Рио, вместе начать новую жизнь. Он снова и снова повторял себе, что такой сценарий возможен, но всегда существовала и противоположная вероятность: что его мечта так и останется мечтой, которая однажды превратится в кошмары и будет преследовать его до конца дней.
