Голос Генека – достаточный повод для праздника.
Мила опускает мешок на платформу и поднимает Фелицию. Девочка еще не набрала вес, который потеряла в монастырском бункере, так что Мила с легкостью держит ее у бедра одной рукой. Мила показывает на Генека.
– Видишь? Вон там. Твой дядя Генек. Красивый, с широкой улыбкой и ямочками. Помаши!
Фелиция улыбается и машет вместе с матерью.
– А папа? Он с ним? – голос Фелиции почти поглощает какофония.
Милу поразила мысль, словно молотом по гонгу: что, если Селима нет? Что, если что-то случилось после их последнего письма? Что, если он уехал? Что, если ему не хватило смелости встретиться с ними? Селим, где ты?
– Я пока не вижу твоего папу, – начинает она, но по мере того, как брат приближается, замечает идущего следом мужчину. Темноволосый, на голову ниже Генека. Она не заметила его сначала. – Подожди. Кажется, я его вижу! Он идет за твоим дядей.
Фелиция вытягивает шею.
– Сначала ты поздоровайся, – говорит она, внезапно смущаясь.
Мила кивает, опускает Фелицию на землю и берет ее за руку.
– Хорошо.
– Генек… он близко? – спрашивает Нехума. – Селим тоже с ним?
Мила поворачивается к матери.
– Да, Селим с ним. Идем, – говорит она и мягко тянет Нехуму вперед. – Генек почти здесь. Ты должна первой поздороваться с ним.
Генек застрял за группой местных. Мила смотрит, как он теряет терпение и протискивается боком мимо них. Пара мужчин ругаются на итальянском, но он невозмутим.
Слезы, скопившиеся в глазах Нехумы, бегут по лицу, как вода из разбитой дамбы, когда она наконец видит, как ее старший сын идет к ней, в военной форме еще более привлекательный, чем она помнит.
– Генек! – только и может произнести она, когда он замечает ее.
У него глаза тоже на мокром месте. Они тянутся друг к другу и обнимаются, трясясь от смеха, и печали, и чистой, несдерживаемой радости. Нехума закрывает глаза, ощущая, как в нее проникает тепло сына, пока он нежно качает ее из стороны в сторону.
– Я так скучал, мама.
Нехума слишком взволнована, чтобы говорить. Когда она наконец отлепляется от сына, Генек вытирает глаза ладонями и радостно смотрит на семью. Он не успевает вымолвить ни слова, как к нему в объятия прыгает Халина.
– Вы добрались, – Генек смеется. – Поверить не могу, как далеко вы зашли.
– Ты даже не представляешь, – говорит Халина.
– А ты… – с восхищением смотрит он на племянницу. – Посмотри на себя! Когда я в последний раз видел тебя, ты была не больше котенка!
Фелиция краснеет. Генек садится на корточки и обнимает ее, а потом и Милу, которая крепко сжимает его.
– Ох, Генек, как хорошо видеть тебя, – говорит Мила.
Когда Генек наконец добирается до отца, то оказывается в самых долгих и крепких объятиях в своей жизни.
– И по тебе я тоже скучал, папа, – говорит он, чувствуя, как перехватило горло.
Пока отец и сын обнимаются, Мила обращает внимание обратно на толпу. Селим стоит в метре от них, держа фуражку в руках. Мгновение они смотрят друг другу в глаза, и Мила неловко поднимает руку, словно помахать, а потом манит Фелицию за собой.
– Не хотел мешать, – говорит Селим, шагая к ним.
Мила, едва дыша, рассматривает стоящего перед ней мужчину: его темные, коротко стриженные волосы, круглые очки, идеальную выправку. Она ожидала, что он будет выглядеть по-другому, но на самом деле он выглядит так же. Она открывает рот.
– Я… Селим, я…
Но после стольких недель размышлений о том, что сказать в нужный момент, она обнаруживает, что слова оставили ее.
– Мила, – говорит Селим, делая шаг к ней.
Мила закрывает глаза и прижимается к нему. Он пахнет мылом. После коротких объятий она отстраняется и наклоняется, беря ладошку дочери в свои.
– Фелиция, дорогая, – мягко говорит она, переводя взгляд с дочери на Селима, – это твой папа.
Фелиция следует за маминым взглядом и останавливает свой на отце.
Селим откашливается, переводя взгляд с Фелиции на Милу. Мила встает. «Давай», – кивает она. Селим опускается на колено, чтобы Фелиции не приходилось задирать голову.
– Фелиция… – начинает он, потом сглатывает. Набирает воздуха и начинает снова. – Фелиция, я кое-что принес для тебя.
Он сует руку в карман, достает чеканную серебряную монету и дает Фелиции. Она разглядывает монетку у себя на ладони.
– Ее дала мне одна молодая семья в Персии, после того как я помог родиться их ребенку. Видишь льва? – он показывает на чеканку. – У него меч. А сверху корона. А на обороте… – он осторожно переворачивает монету на ладошке Фелиции. – На фарси это означает цифру пять. Но я думаю, что больше похоже на сердце.
Фелиция трет чеканку большим пальцем.
Селим снова смотрит на Милу, которая улыбается.
– Это очень особенный дар, – говорит она, кладя руку Фелиции на плечо.
Фелиция поднимает глаза на мать, потом опять смотрит на отца.
– Спасибо, папа.
Мгновение Селим молчит, разглядывая девочку перед собой.
– Фелиция, можно я тебя обниму?
Фелиция кивает. Селим нежно обнимает худенькое тельце дочери, а Фелиция кладет щеку ему на плечо, и Миле приходится прикусить губу, чтобы не заплакать.
Глава 59
Яков и Белла
Лодзь, Польша
октябрь 1945 года
Это немецкий поезд. На потрескавшихся, покрытых ржавчиной товарных вагонах белой краской наскоро намалевано KOBLEN, значит он прибыл из Кобленца.
Военный в форме Армии Крайовой идет вдоль рельсов, закрывая двери вагонов по мере того, как оставшимся на платформе пассажирам помогают забраться внутрь. Яков и Белла – последние.
– Готова? – спрашивает Яков.
Белла кивает. У нее на руках спит их двухмесячный сын Виктор.
– Ты первый.
Кто-то подставил к их вагону деревянный ящик, чтобы было легче залезать. Яков отдает свой чемодан наверх, вдыхая спертый запах пыли и гнили. Вздрогнув, он подтягивается с ящика и садится на край вагона, стараясь прогнать образ сотен, тысяч, а может и больше, тех, кто, несомненно, садился в этот вагон до него, направляясь в такие места, как Треблинка, Хелмно и Аушвиц, чьи названия теперь стали синонимами смерти. В груди у него все сжимается от мысли о том, что родители Беллы, наверное, тоже ехали в таком поезде.
Стоящая на платформе Белла поднимает к нему лицо и улыбается, и Яков чуть не плачет. Он восхищается ее силой. Два года назад она чуть не утратила волю к жизни. Он едва узнавал ее. Сегодня она напоминает ему девочку, в которую он влюбился. За исключением того, что теперь их не просто двое. Теперь они семья. Яков протягивает руки.
