Я смеялась вместе с остальными, жалея, что не знала дедушку молодым человеком, а затем притихла, когда бразильский кузен Юзеф начал рассказывать истории о своем отце, старшем брате моего дедушки. Я узнала, что Генек и его жена Херта во время войны были сосланы в лагерь в Сибири. По рукам побежали мурашки, когда Юзеф рассказывал, что родился в бараке в разгар зимы, что там было так холодно, что его ресницы смерзались вместе, и каждое утро его мать смачивала их теплым грудным молоком, чтобы аккуратно разлепить.
Услышав такое, я едва удержалась, чтобы не крикнуть: «Она что?». Но за этим шокирующим откровением последовали и другие, не менее поразительные. Была история о переходе беременной Халины через Австрийские Альпы, о тайной свадьбе в обесточенном доме, о фальшивых удостоверениях и последней отчаянной попытке скрыть обрезание, о дерзком побеге из гетто, о спасении от массового истребления. Моей первой мыслью было: «Почему я узнаю об этом только сейчас?». И следом: «Кто-то должен записать эти истории».
Тогда я не знала, что этим кем-то стану я. Той ночью я не думала, что должна написать книгу истории моей семьи. Мне был двадцать один год, я только что получила степень и была сосредоточена на поисках работы, квартиры, своего места в «реальном мире». Пройдет почти десять лет, прежде чем я отправлюсь в Европу с диктофоном и пустым блокнотом, чтобы опрашивать родственников про приключения семьи во время войны. Той ночью я засыпала взбудораженной. Окрыленной. Заинтригованной. У меня было полно вопросов, и я жаждала ответов. Понятия не имею, сколько было времени, когда мы наконец разошлись по комнатам, помню только, что последней говорила Фелиция, одна из маминых кузин. Я заметила, что она была чуть более замкнутой, чем остальные. В отличие от своих общительных и непринужденных кузенов и кузин Фелиция держалась серьезно и сдержанно. Когда она говорила, в ее глазах стояла грусть. Тем вечером я узнала, что ей не было и года, когда началась война, и почти семь, когда она закончилась. Похоже, ее память была еще ясной, но ей было непросто делиться своими впечатлениями. Пройдут годы, прежде чем я осторожно открою ее историю, но я помню, как подумала, что какие бы воспоминания она ни хранила, они, должно быть, болезненные.
– Наша семья, – спокойным тоном сказала Фелиция с сильным французским акцентом, – мы не должны были выжить. По крайней мере не так много из нас.
Она замолчала, слушая, как ветер шелестит листьями дубов возле дома. Остальные молчали. Я задержала дыхание, ожидая, что она продолжит, предложит какое-то объяснение. Фелиция вздохнула и коснулась пальцами места на шее, где на ее коже до сих пор сохранились отметины, как я потом узнаю, от цинги, которой она заболела во время войны и чуть не умерла.
– Это во многом чудо, – наконец сказала она, глядя на деревья. – Нам повезло.
Эти слова останутся со мной до тех пор, пока жгучее желание узнать, как же мои родственники сумели одолеть такие трудности, наконец не пересилит меня и мне не останется ничего другого, кроме как начать копать в поисках ответов. «День, когда мы были счастливы» – история о выживании моей семьи.
Что было дальше
К тому времени как я гуляла по улицам Радома в процессе написания этой книги, родной город Курцей отстроили заново и он выглядел дружелюбным, причудливым; но зная то, что знала я, про опустошительную историю Холокоста, не удивительно, что в конце войны мои родственники даже не рассматривали возвращение в Польшу. Ниже я вкратце расскажу, где Курцы решили поселиться, когда добрались до берегов Америки. (Обращаю внимание, что здесь я использую настоящее имя Беллы, Марыля. В книге я его изменила, потому что мне казалось, что фонетически Марыля слишком близка к Миле, и читатели могут их перепутать).
После войны «домом» для Курцей стали Бразилия, Соединенные Штаты, а позже Франция. Они поддерживали тесную связь, в основном при помощи писем, и навещали друг друга как можно чаще, часто на Пейсах.
Мила и Селим остались в Рио-де-Жанейро, где Фелиция училась в медицинской школе. После выпуска она познакомилась с французом и через несколько лет переехала в Париж, чтобы завести семью. После смерти Селима Мила переехала к дочери во Францию. Сегодня внук Милы живет в ее старом доме в шестнадцатом округе Парижа, через несколько домов от Фелиции и ее мужа Луи, чья элегантная квартира смотрит на Эйфелеву башню. Мила поддерживала связь с монахиней, которая заботилась о Фелиции во время войны. В 1985 году по представлению Милы сестре Зигмунте посмертно присвоено звание Праведника народов мира.
Халина и Адам пустили корни в Сан-Паулу, где в 1948 году у Рикардо родилась сестра Анна. Они жили в одном доме с Нехумой и Солом, а рядом жили Генек и Херта с двумя сыновьями, Юзефом и Михелем. Чтобы отплатить герру Дену за спасение ее жизни во время войны, Халина регулярно отправляла в Вену чеки на его имя. Они с Адамом никогда не рассказывали своему первенцу про его настоящий день рождения. Рикардо было уже за сорок и он жил в Майами, когда узнал, что родился на итальянской земле, а не в Бразилии, и его свидетельство о рождении восстановлено со слов.
В Штатах Яков и Марыля обосновались в Скоки, штат Иллинойс, где родился младший брат Виктора, Гари, и где Яков (Джек для своих американских друзей и родственников) продолжил карьеру фотографа. Они плотно общались с Адди (который сменил имя на Эдди) и Кэролайн, которые в 1947 году поселились в Массачусетсе, где у Кэтлин родились сестра Изабель (моя мама) и брат Тимоти. Эдди часто ездил навестить родственников в Иллинойс, Бразилию и Францию и продолжал заниматься музыкой; он выпустил много записей, как популярных, так и классических, сочиняя до самой смерти.
На 2017 год внуки Нехумы и Сола вместе со своими супругами и потомством насчитывают больше сотни человек. Теперь мы живем в Бразилии, Соединенных Штатах, Франции, Швейцарии и Израиле, наши семейные встречи – поистине глобальные события. Среди нас есть пианисты, скрипачи, виолончелисты и флейтисты; инженеры, архитекторы, юристы, доктора и банкиры; плотники, мотоциклисты, кинематографисты и фотографы; военно-морские офицеры, организаторы мероприятий, рестораторы, диджеи, учителя, антрепренеры и писатели. Когда мы собираемся вместе, наши встречи громкие и сумбурные. Мало кто из нас выглядит или одевается похоже или даже вырос, разговаривая на одном языке. Но все мы разделяем чувство благодарности за тот простой факт, что мы вместе. Разделяем любовь. И всегда с нами музыка.
Благодарности
Эта книга начиналась как простое обещание записать историю семьи, мне хотелось это сделать для себя, для Курцей, для моего сына и его детей, и их правнуков и так далее – однако я плохо представляла себе, что повлечет за собой этот проект и к помощи скольких людей мне придется обратиться.
Костяк «Дня, когда мы были счастливы» сложился прежде всего из устных рассказов, передаваемых в моей семье. Благодаря историям и воспоминаниям, которыми мои родные с готовностью делились, я собрала много часов голосовых записей и заполнила десятки блокнотов именами, датами и личными рассказами. Особенно признательна я своей покойной бабушке Кэролайн за то, что она тихо сберегла крохи дедушкиной истории, пока не настало подходящее время передать их. И еще Фелиции, Михелю, Анне, Рикардо, Виктору, Кэт и Тиму за то, что пригласили меня к себе домой, показали свои прекрасные города и терпеливо отвечали на бесконечный шквал моих вопросов. Также спасибо Элишке, которая открыла окно в жизнь беженцев в те ужасные первые месяцы 1940 года и чьи глаза даже в восемьдесят восемь лет блестели при воспоминаниях о моем молодом дедушке.
