— Товарищ милиционер, может быть, вы нам тоже поесть купите? — В руках у него была штука, фактически последняя.
Молодой мент посмотрел на Белова. Белов — на молодого:
— Ну давай, не голодать же, люди все ж.
Через двадцать минут у них было вдоволь хлеба, колбасы, сигарет и три большие бутылки какого-то причудливого лимонада местного разлива. Сдачу спрашивать было бессмысленно. Адвокат поел, забился в угол и задремал. Стас и Костя курили.
— Знаешь, Стас, я, наверное, завязываю с этим, и с бизнесом, и со страной. Надоели мне эти приключушечки, ОМОН слева, вспышка справа, сегодня деньги есть, завтра — нет, послезавтра, может, будут, — Костян говорил чуть с вызовом, как человек, который только-только принял решение и готов защищать его перед миром.
Как раз потому, что никакой уверенности нет.
— И куда, и что — пойдешь на фондовый рынок места искать? Вот ведь здорово, четыре акции выставлено на торги, три куплено, брокер на прибыль попил пива у метро. — Стас чувствовал: Костян и правда решил соскочить.
— В Израиль поеду, там знакомые фирму основали, электронные торги, бизнес по сети, зовут, заодно и гражданство сделаю, буду с дарконом по всему миру кататься.
— А ты что, еврей? — пораженный этим открытием Стас как-то неловко повернулся и снова извинился перед ребрами.
— По бабушке, с правильной стороны, так что все дороги открыты, а ты разве нет? Я по фамилии думал так, — удивился Костян.
— Прадеда мальчишкой подобрали около деревни Линьки, даже не знаю, где такая, отсюда и фамилия. Он военный был, — ответил Стас.
— Генерал?
— Генерал-полковник, — уточнил Стас, — и дед был военный, в капитанах погиб на войне, отец его совсем не помнит и мать свою не помнит, она на войне сгинула, прадед его в Суворовское училище отдал, отец долго служил, даже на войне был.
— В Афгане, — понимающе кивнул Костян.
— Да нет, во Вьетнаме кажется, он немного про это рассказывал, а потом в майорах на дембель пошел, со здоровьем что-то, ну и МАИ окончил, а потом…
— Погоди, — поднял руку Костян, — хозяева отеля идут.
К клетке подошли сержант Белов и первый мент.
— Мужики, — обратился он к Косте, Стасу и проснувшемуся адвокату, — вы же за Россию, вы же русские люди.
— Да, — ответил Костя, так твердо, как только может сказать человек, пять минут назад рассуждавший о прелести даркона в кармане.
— Там футбол, нашим накидают, наверное, лягушатники сраные, но давай посмотрим, мы вас к себе, к телевизору, отведем, посмотрим вместе, раз парни вы нормальные, но без глупостей давайте.
— Да какие глупости, — сказал Стас, — паспорта у вас, нам, что, домой через тайгу, что ли?
— В тайге вас не ждут, — твердо ответил сержант Белов.
В дежурке стоял большой черный телевизор. На столе ждали своего часа жареные куры, соленые огурцы и всякая нарезка. Около холодильника хлопотал пожилой милиционер.
— Подследственным наливать будем? — спросил он у Белова, который, судя по всему, был тут главным.
— Мы не подследственные, — пискнул адвокат, прежде чем Костян успел пнуть его, — мы задержанные.
Это решило дело не в пользу москвичей.
— Подследственным мы наливаем, а вот задержанным — простите, — засмеялся Белов.
Менты сели поближе к телевизору, Костя, Стас и адвокат подальше. На их край стола передали курицу.
После первого гола Панова налили и им. После второго гола французов налили снова, за упокой надежды, как сказал Белов. На самом деле так он перевел горестный вопль пожилого коллеги:
— Кабзда котенку.
Ровно в перерыв привели какого-то парня с гитарой. Менты приняли его как родного, судя по всему, частого гостя.
— Спой удачливую, — сказал Белов. Парень кивнул и, неловко подбирая три с половиной аккорда, запел:
В полночь я вышел на прогулку…
— Охренеть, конечно, Сибирь, отделение милиции и какой-то полубомж поет «Орландину», — шепнул Стас Косте.
…забыл тебя, –
парень сделал паузу:
ты, Автандилыч, ты судьба моя,
признайся мне, ведь я узнал тебя,
да, это я, да, мое имя Автандилыч…
— Вот теперь и надо охреневать, простую нашу богемную «Орландину» в какую-то гомосятину обратили, — шепнул Костя в ответ, не забывая подхлопывать вместе со всеми остальными.
Видишь, я не Автандилыч,
нет, я уже не Автандилыч,
нет, я совсем не Автандилыч, –
музыкант взял паузу, насладился ей и грянул:
Я — Шниперсо-о-о-о-он!..
— О, твою мать, — сказали хором московские гости.
Видишь, теперь в моих ты лапах,
Слышишь ужасный серый запах?
И гул огня…
К счастью, начался второй тайм.
Когда Панов каким-то сумасшедшим образом сравнял счет, стало уже неважно, кто где сидит, а наливали и задержанным, и задержавшим.
— Водки хватит? — нервно спросил Белов пожилого мента.
— Да, на неделю, у нас в подсобке два ящика «изъятой».
— Сорт это новый такой, — сказал Стас как бы в воздух, — «изъятая».
— Ага, зема, — заржал первый мент, — а закуривают это сортом сигарет «цужие», а потом пьют чай с батончиками «халява».
Когда Бесчастных выкатил мяч Цымбаларю, а тот, проскочив между двух негрилл, откинул его Карпину, а тот воткнул его в ворота чемпионов мира, задержанные и милиционеры скакали, обнявшись, как дети. Хоровод на секунду только выпустил из своих рядов пожилого мента, чтобы бежал в подсобку за «изъятой».
Финальный свисток встретили громкими криками. Пили за все. Вечеринку не прервал даже спешно приехавший майор с указанием москвичей отпустить, а камеры освободить. Город праздновал победу, и первые любители футбола ожидались через пару часов. То, что задержанные уже фактически на воле и сидят со стаканами в руках, майора не смутило. «Изъятой» налили и ему.
Он с удовольствием чокнулся за то, что «пидорам этим сытым вкатили, а Романцев вообще свой парень из Сибири, я с его братом пил».
Через полчаса в отделении появился наниматель, который, судя по всему, тоже смотрел футбол, но не под «изъятую», а с коньяком. От стакана, предложенного майором, не отказался.
Вести у него были невеселые: решение отложили на пять месяцев, а значит, и завод оставался у прежнего владельца. Московским гостям пора было домой, наниматель выдал командировочные и билеты на самолет.
