Первым делом я взялся за биографический словарь фон Бок. Вот она, статья про Андрея Александровича Королева. Воспроизвожу ее еще раз:
КОРОЛЁВ Андрей Александрович. 17 июля 1956. Родители: Королёв Александр Ильич, Королёва (Моргенштерн) Клара Яковлевна. Трансперсональный психолог. В 1978 окончил психол. ф-т МГУ. Канд. психол. наук (1985). В 1978-1986-ассист. ст. преп. психол. ф-та МГУ, с 1987 – ИТП РАН, ст. науч. сотр. Осн. направления исследований – психол. аспекты инд. йоги, архетипич. уровень каббалистической традиции.
Строго говоря, уже этой статьи было достаточно, чтобы все понять; и я непременно понял бы, если бы не установленная в моем мозгу блокировка. Он родился в 1956 году, том самом году, что попадал в мистический цикл ста шестидесяти пяти лет, о котором мне поведал Илья. Он еврей, причем по материнской линии, а значит, еврей в строго ортодоксальном понимании этого слова. Интересно проверить, чему соответствует день его рождения по еврейскому календарю.
Не мудрствуя лукаво я сел за компьютер, стоявший на столе нашего секторального ученого секретаря, включил его, вышел в интернет и, повозившись несколько минут с поисковой системой google, без особого труда нашел конвертер, переводящий даты григорианского календаря в даты календаря еврейского и обратно. 17 июля 1956 года оказалось днем 9 ава, что меня уже не очень-то и удивило. Я проверил, когда 9 ава в этом году. Оказалось, 29 июля, в воскресенье, то есть уже меньше чем через три дня. Значит, я все же успеваю!
Я выключил компьютер, вернулся за свой стол и откинулся на спинку стула, насколько она это позволяла. Значит, наш Анти-Христос – Андрей Королев. Я ясно вспомнил, как он в первый раз пришел ко мне, распевая песнопения о тоске Света-Дракона по вечному покою Абсолюта, в котором он пребывал до Творения. Забавно, кстати, что позднее я полностью забыл про вторую половину нашей беседы, которая казалась мне просто каким-то мистическим бредом: видимо, воспоминания о ней тоже подверглись блокировке. Теперь же она с необычайной четкостью всплыла в моем мозгу. Казалось, что я слышу каждое слово, произнесенное Андреем:
– Константин, вы же умный человек. Ваши работы хорошо известны. Я думаю, в России мало молодых трансперсоналистов вашего уровня. («Спасибо, спасибо, но на лесть я не очень-то падок».) Надо готовить людей к возвращению Машиаха. Согласны вы работать с нами?
– С вами? А сколько вас и кто вы такие?
– Неважно, сколько нас; считайте, что я и Илья. Но это ничего не значит, у нас много работы, и нам нужен классный трансперсоналист.
– Слушайте, Андрей, мы же с вами не дети. С момента запрета КПСС в 1991 году я дал себе клятву не участвовать ни в каких организациях, кроме научных и просветительских обществ, и я этому правилу изменять не намерен.
– А путь бодхисаттвы, а благо всех существ?
– Давайте не будем мешать кислое с пресным.
– А мы, саббатианцы, все проповедуем святую апостасию и стирание граней между религиями.
– Вряд ли живым существам нужны какие-то инфантильные полуподпольные сообщества.
– Короче говоря, вы отказываетесь?
– Совершенно определенно.
Итак, я не согласился куда-либо вступать, но Андрей не очень-то расстроился и наложил на меня свои гипнотические чары, будучи уверен, что теперь и без всякого вступления куда-то я сделаю все, что ему будет надо. Что же касается содействия приходу Мессии, то, полагаю, речь тогда шла вовсе не о Саббатае Цеви, а о самом Андрее – именно себя и никого другого он имел в виду под грядущим Машиахом.
Гипноз первоначально был трехслойным или трехступенчатым (не знаю, как правильно выразиться, – это, скорее, по части Ильи Гданьского). Первая ступень, самая прочная, должна была блокировать нежелательные воспоминания и способность ума анализировать адекватно ситуацию с похищением ДМТ-Ф и ролью Андрея в этом похищении. Вторая, самая поверхностная, должна была привязать меня к Андрею и вызвать страстное желание общаться с ним до совершения кражи; потом эта привязанность стала бы лишней и, возможно, даже вредной для Андрея. Поэтому уже на следующий день после этого достопамятного события эта привязанность стала таять и вскоре совершенно покинула меня. Осталось лишь воздействие божественной (именно так!) харизмы Андрея, которой я, конечно же, совершенно не мог противостоять. И наконец, третья – самая важная, конечно: команда украсть ДМТ-Ф, передать украденное самому Андрею и немедленно забыть об этом. Последнему приказу мой мозг, видимо, отчаянно сопротивлялся, что и вызвало обморок на лестничной площадке.
Теперь в институте мне делать было решительно нечего. Поскольку в кабинете так никто и не появился (четверг, день неприсутственный), я запер его, сдал ключ на вахту и пошел домой, чрезвычайно порадовав Инну своим ранним появлением (Инна у меня занималась переводами с немецкого по заказам разных фирм, поэтому она работала дома).
Первым делом я взялся за телефон и стал звонить Андрею. Теперь мне было как-то уж и не по себе называть его просто по имени, но не величать же его Господом или Лордом – нелепо же. На пятом гудке включился автоответчик. Я повесил трубку. Будем ждать. Весь день я работал над диссертацией, а около шести вечера снова позвонил Андрею. На сей раз он снял трубку.
– Здравствуйте, Андрей, это Константин из Питера. Нам надо увидеться, и чем раньше, тем лучше.
Андрей ответил мне странным суховатым и несколько высокомерным тоном, внезапно перейдя к тому же на «ты».
– А, значит, все-таки догадался… Умен, умен, ничего не скажешь. Я это подозревал, но ничего не мог поделать. Сострадание… Вы – люди, я имею в виду, – даже понять не можете, что это такое. Если бы не сострадание, ты не смог бы ни о чем догадаться, но если бы я был лишен сострадания, то я не был бы собой… Как тебе такая диалектика?
– Давай, – я тоже нагло перешел на «ты», хотя у меня буквально дрожали коленки, – поговорим о сострадании и прочих высоких материях при встрече, о которой нам и надо договориться.
– Хорошо. Адрес ты знаешь. Буду ждать тебя в воскресенье 29 июля в полдень. Адрес ты знаешь.
– Девятого ава?
– Да, 9 ава, – сказал он и повесил трубку.
Потом я минут пятнадцать сидел и приходил в себя, даже рассосал таблетку валидола. Немного придя в себя, я позвонил Анатолию, причем был предельно краток. Я сказал ему только, что все понял, но ему пока ничего сказать не могу и что в субботу вечером я уезжаю в Москву, откуда надеюсь вернуться в понедельник. Тогда уж все и расскажу.
Он только сказал: «Ага, понял» – и повесил трубку.
Потом пришел слегка взволнованный Илья. Он принес свой долг, расшаркался перед Инной и рассыпался в благодарностях, преподнеся ей роскошный букет чайных роз. Я достаточно подробно рассказал ему о своем психоделическом эксперименте, опустив только сюжет про вселенскую битву за «великий приз». Я также честно признался, что блокировка прорвана, мне все стало понятно, но какие-либо подробности я смогу сообщить ему только к вечеру понедельник, и не раньше. Илья деликатно не стал настаивать, хотя любопытство с полной очевидностью распирало его, и, попив чаю с овсяным печеньем, откланялся, попросив меня «обязательно звякнуть ему вечером в понедельник, а то спать не смогу».
