Она налила себе остывшего чаю, посмотрела в чашку.
– Ладно, хватит разговоров. Вечер уже. Домой мне пора.
– Дочь волноваться будет?
– Не будет. Ее сейчас нет в городе. Она в загородный лагерь на всё лето устроилась воспитателем. Многие педагоги так делают. Работа с детьми – привычная, ей в радость. К тому же всё лето – на свежем воздухе. Я к ней, бывает, езжу на выходные. Там родители приезжают детей проведать, забирают их на целый день, так нам никто не мешает. А сама она приезжает сюда только в пересменку, на пару дней. Так будет до самой осени. А уж к первому сентября, конечно, лагерь закрывается.
– Так зачем тебе домой спешить?
Она удивилась:
– А как же? Дом есть дом.
– Марина, я бы должен тебя отвезти, но не могу сесть за руль: выпил же.
– Так вызови мне такси. В чём проблема?
А проблема была в том, что Роман хотел узнать, где она живет. Сама она темнит, ничего конкретного о себе не рассказывает. Даже фамилию новую не сказала. И у Тошки не узнаешь… Откуда ему знать девичью фамилию чужой бабушки, которая умерла сто лет назад? Если бы сам подвез ее прямо к дому, так хоть знал бы адрес. А такси – штука ненадежная. Даже если сунуть потихоньку таксисту деньги, чтобы отзвонился, адрес сказал, так нет надежды, что не обманет. К тому же Марина следы запутывает очень умело. Может вообще выйти возле другого дома, даже на другой улице. Таксист уедет, а она потом пешком дойдет до своего дома. И толку, если даже таксист отзвонится? Адрес-то все равно не узнать…
Но вслух он этого, конечно, не сказал. А сказал другое:
– Я не могу тебя отпустить с неизвестным водителем. И честно сказать – мне вообще тебя отпускать не хочется. Я только-только начал что-то о тебе узнавать, о Милочке. Знаешь что, оставайся у меня ночевать.
Она задеревенела лицом:
– Ночевали уже. Больше не хочу.
– Нет-нет, ты не поняла! Ничего такого я не имел в виду! Оставайся чисто по-дружески! Нам с тобой еще много о чем поговорить нужно! Я очень хочу узнать о тебе как можно больше. Ведь даже подумать не мог, что ты полна сюрпризов!
Она посмотрела на него задумчиво и вполголоса произнесла:
– Ты даже себе не представляешь…
– Что не представляю?
– Насколько я полна сюрпризов!
Она засмеялась, отщипнула еще виноградинку, снова покатала ее в пальцах и сказала:
– Мне очень неловко, но я опять захотела есть. У тебя есть еще еда?
– Да полный холодильник!
Он вскочил и ринулся на кухню. От радости, что она останется, у него даже дрожало где-то в солнечном сплетении. Может, это и есть те самые пресловутые «бабочки в животе»? Ладно, сейчас об этом раздумывать некогда.
Теперь в ход пошло всё: и колбаса, и самый обыкновенный сыр, и даже баночку шпрот открыл. Как раньше говорили: что есть в печи – всё на стол мечи! Только теперь мечут не из печи, а из холодильника.
Они с аппетитом поужинали, как ужинают старые друзья. После ужина Марина взялась за посуду, но Роман вежливо отодвинул ее от мойки и всё вымыл сам.
– Ты – гостья. Отдыхай. И рассказывай, рассказывай побольше. О себе, о Миле. Кстати, ты ей какое отчество дала? И фамилию?
– Вот прямо всё тебе расскажи! Я еще не привыкла к мысли, что мы с тобой снова свиделись. И не решила, стоит ли пускать тебя в свою жизнь.
Он состроил нарочито грустную рожицу:
– Марин, ну хватит ребячиться! Уж теперь-то я тебя точно не обижу! Ни нарочно, ни по глупости.
– Не факт…
– Да перестань! Разве могу я тебе сделать что-то плохое?
Она задумалась:
– Знаешь, меня не оставляет чувство, что все-таки можешь. Тебе всегда это удается. И тогда, в деревне. Разве могла я это предвидеть? Особенно после того, как я тебя чуть ли не с того света вытянула. И в школе, когда я, маленькая, бежала по коридору, опаздывала на урок. Стоял возле стены какой-то старшеклассник. Могла ли я подумать, что он вдруг поставит мне подножку?
У Романа снова полыхнули щеки:
– Да уж… Слушай, а чего ты тогда меня не выдала? Могла бы Тохе нажаловаться.
– А зачем? Моя коленка от этого зажила бы, что ли?
– Тоже верно.
– Вот! А вы бы с Тошей могли из-за этого поссориться. А смысл? И знаешь, Рома, мне кажется, ты вообще такой: человек-скорпион. Бьешь неожиданно и метко. Причем – точно в цель, по самому больному. Может, для тебя по жизни это хорошо. А вот для моей жизни – плохо. Всегда. Так что про Милу у меня больше не выспрашивай. Хотя бы ее постараюсь защитить.
Он разозлился:
– От кого защитить? От родного отца? Который мечтает с ней познакомиться? Кстати, мне ведь, как этой вашей Раисе Петровне, свое имущество завещать некому. Разве что фондам каким-нибудь. Их нынче столько расплодилось, и сплошь – ворьё… А так оставлю родной дочери. Ты хоть об этом подумай!
Она снова прищурилась:
– Хочешь купить ее любовь? Не получится. Милка – вся в меня. Ее не деньги интересуют, а люди. К тому же на бедность мы не жалуемся. Так что благодарим, барин, за щедрость вашу. Но мы обойдемся.
Он досадливо цыкнул и ударил в сердцах кулаком по колену. Вот непробиваемая! Ничем не проймешь…
– Так как же мне с дочкой-то повидаться? Неужто придется обходить все школы и спрашивать, не работает ли у них учительница по имени Людмила, а по отчеству предположительно Романовна? Или не Романовна? Тоже отчество дала ей от фонаря? Как тебе – твоя мамаша?
– Что ж, попробуй, походи. Школ в городе много. Развлечение тебе будет надолго.
– Какой предмет хоть преподает?
Она только улыбнулась. Не скажет, понятно. Теперь уж точно ничего от нее не добьешься. Ладно. Он решил быть хитрее и перевел разговор.
– Кстати, ты сказала, что зарабатываешь на жизнь искусством. Голос вернулся?
– Нет. Не вернулся. Моя вокальная карьера закончилась, едва начавшись.
– Тогда – я не понимаю… Ты открыла в себе талант живописца? Не удивлюсь, с тебя станется. Картины пишешь?
– Пишу, да. Только не картины, а книги.
Он прыснул:
– Какие еще книги?
– Вот такие. – Она взяла со столика сегодняшнюю покупку. – Даже не то что «такие», а конкретно – эти.
– Совсем запутался… Объясни.
– Объясняю. «Белый Шоколад» – это я.
– В каком смысле – ты?
– В самом обычном. Я и есть тот умный мужик, которого ты так нахваливал.
– Ты шутишь?…
– Нет.
Каким-то шестым чувством Роман вдруг понял, что она действительно не шутит. Правду говорит. И тут у него перехватило дыхание. В буквальном смысле. Дышать хотелось, но не получалось ни вдоха, ни выдоха. Должно быть, он стал то ли краснеть, то ли бледнеть. А может, даже синеть. Потому что Марина вдруг подхватилась с места и бросилась к нему, стала хлопать его по щекам и дуть в лицо.
