– Да я и не ору на вас, – с опаской поглядывая на мою подругу, сказал майор. Похоже, Алина надорвала голос, но он знал, что ему обольщаться не стоит: если она захочет, у нее найдется масса рупоров. Вон сколько собралось.
Разумеется, Воронков не боялся толпы: ему приходилось бывать и не в таких переделках. Пули свистели над головой, перед ним размахивали бандитским ножом, бывало и в рукопашную приходилось вступать. Так неужели он с этими людьми не справится? Если что, ребята, что сидят в полицейском автомобиле, помогут: водитель Петр Васильевич и напарник Леша Кузнецов. Стоит ему свиснуть – они тут как тут.
– Товарищи, расходитесь, – призвал толпу к спокойствию Воронков, приподняв над головой открытую ладонь и изобразив на лице доброжелательность к собравшимся. – Все в порядке. Никто никого в камеру заключать не будет. – Толпа недоверчиво загудела. Пришлось Сергею Петровичу пояснить: – Это моя давняя знакомая, можно сказать, подруга, артистка драматического театра. Готовится к роли в спектакле «Тюремный водевиль».
Алина метнула в него гневный взгляд. А я, чтобы все не началось заново, добавила:
– Да. Надо же где-то репетировать, а у моей подруги стесненные жилищные условия. – И тут Алина больно меня ущипнула. Мол, говори-говори, да не заговаривайся, бомжихи из меня не делай!
Четырехкомнатная квартира в самом что ни на есть центре города – предмет особой гордости Алины.
– Пусть сама скажет, – потребовал мужичок, стоящий в первом ряду и с интересом ждущий развязки.
Я выжидающе посмотрела на Алину. Говори, что молчишь?
– Да, я действительно актриса, народная, – выдавила она из себя.
Толпа на глазах стала редеть и через несколько минут рассосалась вовсе. Когда мы остались втроем, Воронков спросил:
– И к чему этот спектакль?
– Что, громко было? – поинтересовалась Алина. – А каково нам слушать, когда вы на нас орете?
– Неужели так?
– Да. – Моя подруга кивнула головой и пригрозила: – Предупреждаю, если вы еще раз повысите на нас голос, я тоже децибелов добавлю, мало не покажется. А еще напишу заявление в полицию, что своими претензиями вы подталкиваете меня к самоубийству.
– Извините, нервы, – Воронков склонил голову и тут же ее вскинул. – Вы, кажется, сказали «самоубийство». Я вас подталкиваю?
– А у меня, по-вашему, нервов нет? Погибает мой третий товарищ. Третий! А тут вы еще орете. Нервы у меня на пределе. В каком я должна быть состоянии, если вокруг меня люди как мухи мрут? Я человек впечатлительный. Невольно придет в голову присоединиться к компании Ковалева, Богуна и Гришина.
С ее стороны это был ловкий трюк. Майор тотчас попался на удочку и начал отговаривать Алину от необдуманного шага:
– Вы что такое говорите?! Даже не думайте об этом! И у Артура Ковалева, и у Богуна, и у Гришина были мотивы расстаться с жизнью. А у вас нет! Слышите? Нет!
Я с интересом наблюдала за этой сценой. Алина капризно дула губы и мотала головой, мол, все равно спрыгну с моста или отравлюсь таблетками. Сергей Петрович тряс ее за руки, как будто она уже собралась бежать выбирать мост или в аптеку за ядом, и заглядывал в глаза, чтобы определить, насколько серьезно она говорит. Хотя какие тут шутки, если уже третий труп есть, а четвертый нарисовывается.
«Эх, Воронков, Воронков, как же ты плохо знаешь Алину, – подумала я. – Алина никогда не покончит с собой. Потому что человек она жизнелюбивый и трезвомыслящий».
– Ладно, я подумаю, – решила снять напряжение Алина. – А что вы там говорили, будто у Богуна и Ковалева были мотивы к самоубийству?
– Смерть Ковалева не квалифицируется как самоубийство, – пошел на попятный Сергей Петрович. – А что касается Гришина… Из его сейфа пропали регистрационные документы, подтверждающие, что хозяин фирмы «Комп и К*» он. Пока мы не выяснили, где документы. Не исключено, что Гришин достал документы из сейфа и положил их в другое место. А если нет? Потеряв фирму, мог ли Гришин пойти на столь опрометчивый поступок? Думаю, да.
– Ну а Богун? С какой стати ему вешаться? – все еще сохраняя обиженное лицо, спросила Алина.
– Больной человек, – развел руками Воронков.
– Кто? Сева? Да он подкову в руках мог скрутить! Знаете, сколько раз он отжимался?
– Я говорю не о физическом состоянии здоровья, а о психическом, – покачал головой майор. – У него были навязчивые идеи. Не знаю, как это сформулировать. Слово такое знакомое …
– Речь идет о карме и новом перерождении? – пришла я ему на помощь.
– Ну да! Когда родственники поняли, к чему могут привести его чудачества, они убедили его пойти на прием к психологу. Но, как видите, советы психолога не помогли. Наверное, процесс разрушения личности зашел слишком далеко. Я бы вообще на месте президента запретил все эти новомодные секты.
– Какие секты?! – возмутилась Алина.
– Йоги и им подобные, – сморщившись, как будто невзначай глотнул касторки, ответил майор. – Чему они учат? Взять, к примеру, вас, Алина Николаевна. Те же мысли о смерти.
– У меня? – брезгливо сморщила она нос. – Ну, знаете! Что вы себе возомнили?! У меня семья: любящий муж, здоровый и умный ребенок. С какой стати мне на тот свет торопиться? Мне и на этом неплохо.
– Что же вы мне голову морочите? Сказали, что уже на полпути к смерти, – зашипел Воронков.
– Ну правильно, – довольно улыбнувшись, кивнула головой Алина. Сам того не желая, Воронков подсказал ей ответ, – если учесть, что полжизни я уже прожила. Я ведь не говорила, что умру завтра.
– Да? Жаль, – в сердцах брякнул он. – Тогда скажите, как здесь оказались? «Комп» вроде вам не по пути.
– А мы к другу приезжали, – выпалила Алина. – К Гришину. Мы же не знали, что он умер.
– Так уж и не знали? – Сергей Петрович повел бровью. Он нам не верил, скорей всего, уже по привычке.
– Не знали! – мотнула я головой, распахивая перед Воронковым глаза, не способные лгать, ну если только самую малость, на благо дела.
Воронков тянул паузу.
«А может, он знает, что мы были у Гришина дома? – подумала я, пытаясь догадаться об этом по его лицу. – Маловероятно: если он и приезжал к Веронике, то это было в день смерти Бориса. Без разрешения полиции она вряд ли бы похоронила мужа на следующий день».
– Ну-ну, – промычал майор, сверля нас своим наметанным взглядом.
– Вы нам не верите, – разочаровано протянула Алина.
– Ну почему…
– Тогда мы поехали. Дел по горло, а мы время теряем, – спохватилась Алина и подтолкнула меня к дверце «Опеля». Стараясь не смотреть Воронкову в глаза, она буркнула: – До свидания. А на счет самоубийства еще подумаю. Неплохо бы в следующей жизни не встретиться, – бросив небрежно эти слова, она обежала автомобиль и прыгнула на водительское сидение.
